А дальше, куда мог протянуть руку, пустота.

Страх от неизвестности овладел Тимофеем. Кажется, что он в какой-то могиле находился.

– Где я-а-а! Лю-у-уди добрые отзовитесь! – кричал он с отчаяньем в голосе до хрипа, до изнеможения. И неожиданно забылся во сне.

Очнулся из-за того, что почувствовал свет, колеблющийся и мигающий. Раскрыл Тимофей широко глаза и в свете горящей свечи, понял, что лежит он в землянке. А со свечкой возится какая-то старуха в странном одеянии.

– Где я? Кто вы? – просипел он осевшим голосом и дернулся, зазвякав цепью.

– Что не нравится? – хохотнула хрипло старуха… – в Комзяках мы в густом лесу. Осип тебя приволок. Понравился ты ему, цыганенок!

– Да какой же я цыганенок? – выкрикнул парнишка. – У меня отец с матерью русскими были!

– Ну, так еще лучше, в табор не сбежишь!

– Отпустите меня! – забился в цепях Тимофей.

– Охолони, малец, охолони, – успокаивала его старуха… – все одно ключ-то от кандалов у Осипа.

– У рыжего гада что ли? – ненавидяще прошипел Тимофей. – Я ему не холоп, чтобы меня на цепи держать!

– А у нас тут не холопей, не господ нет. Мы птицы привольные, разбойнички вольные. Слыхал про таковских-то?

Знал Тимофей, что водится в Комзяках разбойный люд. Все их опасаются, и через Комзяковский овраг никто не ходит.

– Зачем я вам надобен? – выкрикнул Тимофей.

– Мне ты без надобностей, – ответила старуха. – Осипа спроси, когда он придет.

– Я его убью, гада! – скрипнул зубами парнишка.

– Ну это уж сами разбирайтесь, мое дело маленькое.

Старуха разожгла печурку и поставила в нее котелок с каким-то варевом.

Понял Тимофей со старухи бесполезно требовать, что бы она его отпустила.

– А ты тоже что ли разбойница? – поинтересовался Тимофей, когда ярость его немного остыла.

– Да, а кто же? – охотно поддержала она разговор. – Чай в разбойничьей шайке живу.

– Ну а где же все другие?

– Ишь, какой любопытный стал, отошло от сердце-то? – рассмеялась старуха.

Тут при входе в землянку послышались голоса. Ввалились несколько заросших бородами людей, в том числе и рыжий.

– А, мой крестник пробудился? – воскликнул он приветственно.

– Я не твой крестник, тать ты окаянная! Пошто ты меня сюда притащил?

– Да не серчай уж, – примирительно ответил рыжий. Его лицо было не такое свирепое и злое, как раньше.

– Сними ты с меня эти кандалы! – задергался Тимофей.

– Ах, уж извиняй, – проговорил Осип и, достав откуда-то ключик, отомкнул замок и освободил Тимофееву руку и ногу.

– Какой прок тебе, гад, от меня, ни денег, ни богатств нет, – Тимофей растирал затекшую руку.

– Приглянулся ты мне своей цыганской породой.

– Кой раз я тебе твержу, что русский я!

– А по мне хошь хранцуз, хошь германец, главное, что похож на цыганенка. Будешь в ватаге жить. Хочешь быть разбойником, а?

Осип и все сидевшие рядом мужики загоготали.

– Еще чего! – возмущенно воскликнул Тимофей. – Мне это без надобностей.

– Ну это ты говоришь, пока не знаешь свово счасья. Будет у тебя все: и одежка, и обужка. Кралю себе заведешь, деньгами ее обсыпать станешь. Не жись, а малина!

Землянка снова ухнула от смеха.

– Убегу я от вас и приведу сюда жандармов! – вне себя выкрикнул Тимофей.

Осип криво усмехнулся на это:

– Ну что ж, и тут у нас есть выход. Коли не хочешь быть с нами, то тебе одна дорога на тот свет. Ножи-то у нас вострые, а робята мы ушлые. Закопаем тебя где-нито под березками, никто и искать не станет.

Все это он сказал спокойно, равнодушно, будто бы само собой разумеющееся, от чего у Тимофея заледенело в груди.

– Ну что, душа в пятки ушла? – понял состояние парнишки Осип. – То-то же, не балуй!

– Я не хочу быть в разбойниках, – с дрожью в голосе прошептал Тимофей.