Сигнал тревоги прервал момент. Панель мигнула. Где-то внизу ракеты загудела сирена.

На экране загорелось сообщение:

«ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: вблизи сектор Вкусных Теней. Не рекомендовано без защиты от иллюзий.»

– Иллюзии? – переспросил Вася. – Что за ещё за "вкусные тени"?

– Не знаю, – сказал Егор, вглядываясь в экран. – Но мы это выясним.

Он поправил курс. Ракета повернула, и звёзды за иллюминатором начали медленно менять форму.

Туда, где ночь пахнет сахаром. Туда, где мечты могут стать ловушкой. Туда, где начнётся настоящее приключение…

Ракета медленно скользила в темноту, как лодка по безветренному озеру. За иллюминатором звёзды стали реже. Казалось, они прятались. Пространство вокруг словно сжималось – не тесно, но осторожно, как будто кто-то невидимый хотел убедиться, что дети готовы.

На экране управления зажглась надпись, нарисованная не шрифтом, а как будто от руки:

"Добро пожаловать в Сектор Вкусных Теней. Остерегайтесь сладкого."

– Это не шутка, – сказал Егор. – Кто-то… или что-то нас предупреждает.

Вася заглотил остатки карамели и покосился на иллюминатор:

– Сладкое? Типа, конфеты? А что может быть плохого в конфетах?

Жмакс фыркнул:

– Конфета бывает не только для рта. Бывает для сердца. А если сердце проглотит не то – может заболеть.

Вокруг ракеты начало сгущаться нечто. Не туман – дым, пахнущий жжёным сахаром и ванилью. Он не стелился – он двигался, как будто у него была цель. Цвет у него был тёмно-фиолетовый, с переливами – иногда он казался розовым, иногда – чёрным, как варенье на сковородке.

– Аля, включи боковые фонари, – сказал Егор.

Щёлк. Свет выстрелил наружу. Он тут же поглотился туманом. Стены иллюминаторов начали покрываться инеем, хотя температура была стабильной.

Фенька прижалась к стеклу:

– Там кто-то… есть.

Они все замерли.

И увидели.

Тени.

Сначала – одну. Потом – ещё. Затем сотни. Они шли, плыли, скользили по дыму. Высокие и худые, как нарисованные мелом. Некоторые – круглые, как леденцы. У одних были рога, у других – крылья из мармелада. Но все – неясные. Как будто их существование зависело от того, веришь ли ты в них.

– Они… пахнут, – прошептала Аля. – Как… клубничное мороженое. Нет, не совсем… как детство.

Каждый из детей почувствовал что-то своё.

У Егора перед носом вдруг всплыло ощущение – не запах даже, а вкус. Он чувствовал его кончиком языка, спинкой носа, где-то в памяти. Вкус лета, когда он был с мамой на даче, и они ели теплую клубнику прямо с грядки. И мама смеялась, и у неё были мокрые руки от воды и солнца. Слёзы защипали глаза.

– Они знают, что ты любишь, – прошептал Жмакс. – Они показывают это. Чтобы заманить.

И вдруг одна из теней прильнула к стеклу иллюминатора. Она была огромна. Глаза – как желейные пуговицы. Улыбка – как лужа шоколада. Она не говорила – но внутри головы Егора зазвучал голос:

– Хочешь, я верну тебе всё, что ты любишь? Только открой люк. Я здесь. Прямо рядом. Мы поиграем. Только один раз.

– Не слушай! – закричала Фенька и стукнула Егора по руке. – Это не твоя мама! Это тень! Она играет в маму!

Тень отскочила, растеклась в дыму. Но вместо неё начали приближаться другие. Сладкие, пряные, нежные. Звали. Манили.

Жмакс вбил код на пульте. Сработал защитный кокон. Вокруг ракеты появился пузырь из мерцающего серебра.

– Щит активен. Но он держится только час, – сказал он. – Нам надо проскочить сквозь сектор.

– Скорость? – спросил Егор.

– Если форсаж – сорвём стабилизаторы. Если медленно – нас сожрут желания.

Молчание. Решение было на капитане.

Егор закрыл глаза. И вдруг вспомнил… запах сырого картофеля. Как он с папой зимой резал картошку на корм для кроликов. Папа рассказывал, что ракеты летают быстрее звука. Он сказал: