– Просто не уверена, что я могу быть ей чем-то полезна. Да и не понимаю, зачем оно ей надо.

– Тебе-то зачем было? – усмехнулась я.

– Да как-то сложилось… Парень из универа установку продавал, я купила. Больше из вредности, чтоб своих изводить. А потом втянулась. Перебралась в гараж, а там и вы с Ликой появились.

Из какого сора рождаются стихи, если вспомнить Ахматову! Сложилось, получилось, случайно… Надо исключить эти слова из всех языков.

Принесли чай и сэндвичи, и на какое-то время мы замолчали. Встаю я по-прежнему поздно, так что завтрак в себя не впихнула, но через пару часов есть хотелось зверски. Особенно черный кофе по пустому желудку шкрябал.

– Можно и ее, кстати, позвать, когда за мое повышение бухать будем. Если хочешь.

– Если ты хочешь, – усмехнулась я с набитым ртом, – твое же повышение.

Матильда Витку не видела, потому ей и интересно.

– Расскажи о ней.

И я рассказала то, что не далее как пару месяцев назад узнала сама. Не умолчала и о том, какой казалась мне Вита раньше, по словам Лики.

– Надо же, – Мотька постучала бордовыми ногтями по столешнице и перевела взгляд в окно, – у нас есть кое-что общее. Мужей не удержали. У нее хоть ребенок остался.

Мы никогда это не обсуждали, и я не решалась спросить, хотела ли Матильда, чтобы и у нее остался от Глеба ребенок. Утешение или обуза? Одно дело, когда муж ушел, а другое – когда погиб.

– Кто у нее, мальчик, девочка? – Матильда улыбнулась так тепло, что у меня защемило сердце.

– Девочка.

– Это хорошо. Парни – другая вселенная. Не сможет одна мамка мужика вырастить.

– Жизнь доделает, если надо будет.

– Смотря кому надо. А то вон их сколько, недоделанных, без отцов выросших. Не знаешь, как с ними себя вести, чего от них ждать. Там бабского больше, чем мужского, будто в зеркало смотришься.

После смерти Глеба Матильда никого не замечает, но мужики ей прохода не дают. Вот и верь во всякие сказки, что главное – выражение лица, улыбка, расположение, какие-то там ожидания джентльменского обхождения, которые мужчины сразу чувствуют и слетаются как мухи на мед, угождать тебе, хорошей. Чушь это все. А вот красота – броская, вычурная, бьющая в глаза – никогда без внимания не остается. Матильда смотрела волком, а все равно с ней знакомятся. Моя сестра улыбается только губами, а взгляд ее стал почти страшным – все равно мужиков притягивает. Мне так странно и удивительно – почему? Что и как они видят? Или чем, правильнее спросить?

– Ладно, давай последний марш-бросок, – отряхнув руки, Мотька позвала официанта.

Тот принес счет.

– Позволь, я тебя угощу, – подруга вытянула вперед изящную руку, останавливая мои поиски кошелька.

Я, было, запротестовала, мол, и так она для меня много делает, возит меня, ждет с сомнительных мероприятий.

– А с кем мне еще носиться, крох? – улыбнулась она. – Увы, только вы с Ликусей у меня и остались. Я умею это ценить.

Я рада. Быть может, скоро и Витка будет. Глядишь, еще как сдружатся!

«Виткину» квартиру я смотрела действительно для порядка. Толком ничего и не видела. Мне уже грезилась большая кухня на первом этаже, двуспальная кровать и шикарная ванная с джакузи. Тут вроде и площадь больше, и плата та же, но с транспортом такая же галиматья, как за городом – только туда напрямик можно доехать, а тут с пересадками выбираться. Или до остановки полчаса топать.

– Ты сегодня поёшь? – спросила Мотька, когда мы вышли из пропахшего кошками подъезда – еще одна причина моего отказа.

Я помотала головой.

– Тогда давай ко мне. Не хочу никого больше звать, посидим, отметим.

Я перезвонила риэлторше в кожаной юбке и сообщила, что готова переезжать – чтоб уж точно было, что отметить.