Вскоре он решил продолжить мои пытки, но быстро передумал. Когда я ворвалась в его спальню посреди ночи, с его же личной охраной, подчиненных мне с помощью дара, и пригрозила, что заставлю его повесится над воротами замка, если меня хоть кто-то тронет еще раз.
Мой дар должен был оставаться тайной. Отец строго настаивал: никто не должен знать о моей способности управлять чужими эмоциями, пока не придет время использовать её в бою с Оберином. Но было так сложно устоять перед искушением. Иногда мне хотелось узнать, что он чувствует, когда смотрит на меня этим прожигающим взглядом.
Каждый раз, когда его тёмные глаза задерживались на мне дольше обычного, я чувствовала, как по коже пробегают мурашки. Это было не просто тревожно – это было… приятно. Мне стыдно было признать это даже самой себе, но мне нравилось, что он смотрит на меня. Под его взглядом я менялась. Моё тело становилось грациознее, движения – более плавными, взгляд – ярче, а улыбка – искренней. Я знала, что за каждым моим шагом он наблюдает, и эта мысль странным образом подпитывала меня.
Но нужно было сосредоточиться. Я знала, что сегодня может стать решающим днём. Мысли прервал громкий стук в дверь. Прислуга сообщила, что меня уже ждут.
Я посмотрела на своё отражение последний раз. Губы тронула легкая, холодная улыбка. Затем я аккуратно нанесла на губы яд тасманской змеи – тонкий, почти невидимый слой. Он не был смертельным, но ослаблял того, кто его касался, лишая сил и воли. Это была моя страховка. Если Оберин начнёт сопротивляться моему воздействию, этот яд даст мне необходимое преимущество.
Сделав несколько глубоких вдохов, я собралась с мыслями и вышла из комнаты, готовая к встрече с тем, кого считала своим самым опасным противником – и своим самым странным искушением.
Амфитеатр, древний и величественный, хранил в своих каменных стенах память о тысячах поединков Избранников. Его овальная арена, окружённая массивными ступенчатыми трибунами, казалась неподвижным свидетелем драм и триумфов. Под трибунами располагались два коридора, находящихся друг напротив друга, и именно там ожидали своего часа мы с Оберином. Я прислушивалась к звукам снаружи: голос отца, звучащий громогласно, словно раскаты грома, и одобрительные возгласы зрителей, уверенных в победе своей принцессы. Большинство из них были эльфами, которые уже считали исход боя решённым. Ведь последние пять сотен лет победа всегда оставалась за эльфами.
Когда массивные двери начали раскрываться, яркий солнечный свет ослепил меня на мгновение. Проморгавшись, я увидела Оберина. Он стоял в центре арены в своей боевой форме – тёмный, могучий, с копьем в руке, с огромными крыльями, словно воплощение Сумеречных земель. Его взгляд был устремлён на меня, полный безмолвного вызова и тёмной решимости.
Глубоко вдохнув, я вышла на арену. Шаг за шагом шла к нему, легко покачивая бедрами, с соблазнительной улыбкой на губах, не отрывая взгляда от его глаз. Босые ноги касались горячего песка, но я шла с таким видом, будто арена принадлежит мне, будто всё вокруг вращается только вокруг нас двоих. Моё тело говорило о безоружности и невинности, но мой взгляд кричал о власти. Каждый мой шаг был рассчитан, каждое движение – словно приглашение.
Я шла, будто это был не бой на смерть, а как любимому мужчине. Видела, как Оберин, который всегда выглядел непоколебимым, замер. Его взгляд, полный восхищения, был прикован ко мне, и в этот момент я ощутила эйфорию. Это не было ликование от близкой победы. Это было что-то большее – чувство, что я стала центром его мира.