Несанкционированный пикник на диване было пора сворачивать и отправляться добывать хлеб насущный. Не слишком тяжёлым физически – перекладывать бумажки в учреждении было не сложно, неприподъемной работу делали совсем другие вещи. Например, необходимость регулярно выслушивать от начальника, что даже с этим элементарным бумаговоротом ты справляешься «так себе», задерживаться сверхурочно за мифическую премию и категорически не понимать, чем именно занимаешься. Обычно крамольные мысли заглушались дуэтом здравого смысла и пластинки, и Нина погружалась в жизненную матрицу, послушно встраиваясь в общественную систему.
Позже, анализируя свой поступок, Нина вообще не могла понять, как она решилась сделать этот звонок. Возможно, задремал здравый смысл или пластинка о долге не успела включиться в голове на миллионный повтор, а только Нина выудила из сумки свой простенький мобильный и позвонила на работу.
– Марк Петрович, я хочу взять отпуск за свой счёт, – выпалила она в ответ на приветственный рык начальника.
– Я тоже, – сказал Марк Петрович.
– Дадите?
– Нет.
– Тогда увольняйте, – Нина повесила трубку, отшвырнула телефон и схватилась за голову в полном ужасе от содеянного.
На работу её устроила мама. Сразу после получения диплома. Или правильнее сказать – пристроила. Отправила, как заказное письмо на почте, просто указав адрес, по которому нужно было явиться.
– Я хотела сама что-то поискать, – робко сказала Нина.
– А кормить тебя я буду, пока это «что-то» найдется? – холодно осведомилась Анна Борисовна. – И вообще я уже с людьми договорилась. Будь так любезна меня не подвести.
– С какими людьми? Мама! При чем тут какие-то люди?! Что это вообще за работа? – голос Нины звенел от напряжения.
– Не повышай на меня голос! Думаешь, тебя везде ждут с распростертыми объятьями? Без опыта, без ничего. Другая бы спасибо сказала.
– Спасибо, – откликнулась Нина, – но я всё-таки сама…
– Нет! – Анна Борисовна ударила ладонью по столу. – Никакой самодеятельности не будет. Ты живёшь в моём доме, на мои деньги и пока это так, ты будешь соблюдать мои правила. Я не для того столько в тебя вложила, чтобы ты взяла и испортила себе жизнь! Ясно тебе?!
«Сколько?» – вопрос был готов соскочить с языка, но вид разъяренной матери, которая как будто стала выше ростом, поразил Нину. Она почувствовала себя тараканом, нарвавшимся на взбешенного чистюлю с тапком в руке. Юркнуть в щель, затаиться и спастись или превратиться в мокрое пятно на полу.
– Тебе ясно?! – Анна Борисовна нависла над дочерью.
Нина кивнула.
– Не слышу! – мать приложила ладонь к уху.
– Ясно, – еле слышно выдохнула Нина, глядя перед собой.
«Где бы я сейчас была, если бы не струсила тогда…» – Нина скрючившись сидела на диване. Завернутая в одеяло, как закуклившаяся гусеница, не желающая покидать безопасный кокон, она пыталась не обращать внимание внутренний голос, который с нотками паники призывал немедленно мчаться к месту службы и объяснять, что к наглому звонку Нина отношения не имеет, потому что стала жертвой происков… Кто именно затеял происки, Нина додумать не успела. Телефон зазвонил, прервав истерику «здравого смысла».
– Чтобы через десять дней была на месте, – сказал Марк Петрович.
– Спасибо, – сказала Нина.
Марк Петрович отключился.
Нина непонимающе уставилась на телефон. Как получилось, что Марк Петрович, которого Нина звала про себя Горынычем, потому что он, распекая подчиненных часто входил в такой раж, что в буквальном смысле плевался. Огонь дорисовало Нинино воображение, оно хоть и редко, но всё же включалось в игру. Если бы кто-то неделю назад сказал ей, что Горыныч сделает то, о чём его попросили, Нина бы ответила, что приземление инопланетного космического корабля на крышу их учреждения – гораздо более вероятное событие.