Нина прижала тетрадь к груди.

«Я не понимаю, что именно происходит и как это всё возможно… Но, пожалуйста, пожалуйста, пусть это не заканчивается! Со мной никогда ничего необычного не происходило… Эти рисунки и слова, они, как подсказки. И мне они нужны, очень нужны…» – телефон снова зазвонил, оборвав мысленный поток.

Мама.

Нина смотрела на светящийся экран. Отвечать не хотелось. Но если не ответить, дозвон будет идти до победного. Содержание предстоящего разговора Нине было известно с точностью до слова. Сначала мама спросит может ли Нина говорить. Нина ответит, что да – может. Однажды Нина сказала, что занята и тут же прослушала монолог «у тебя никогда нет для меня времени». Следующий вопрос будет о местонахождении. «На работе», – скажет Нина, а мама счастливо вздохнёт. Всё по плану. Так, как должно быть. Дочь работает в приличном учреждении, есть чем козырнуть перед подругами и родственниками. Если ответить, что дома, мама тут же поинтересуется, ел ли Павел и что конкретно ел, подытожит обсуждение рациона идиотской фразой «сытый мужчина – признак образцовой жены». Дальше по сценарию следовала Нинина реплика о самочувствии, на которую мама вздыхала уже горестно, что старость – не радость. Темы кончались, и мама говорила: ну всё мне некогда, словно звонок был инициативой Нины и он, звонок, отвлекал её, маму, от очень важных дел.

Эти бессмысленные ритуальные разговоры были похожи на разглядывание препарата под микроскопом на предмет соответствия стандартному описанию. Объектом наблюдения естественно ощущала себя Нина, а мама представлялась ей не слишком деликатным исследователем. Из тех, что тычут в подопытных иглами и поливают кислотой, чтобы определить болевой порог, скорость реакции и способность к адаптации.

Телефон надрывался.

Ответить – не ответить?

– Мне нужна тишина, – сказала Нина. Телефон умолк, словно услышал просьбу, и тут же разразился новой трелью.

Нина отключила аппарат.

Она открыла тетрадь в надежде, что мир, в котором нужно кому-то что-то объяснять, просто исчезнет. Но погружения не произошло. Исписанные страницы с рисунками оставались всего лишь потрёпанной тетрадью в её руках.

Отсутствие свободного времени – та самая непреодолимая сила, мешающая делать то, что хочется и нравится, исчезла. Нина обнаружила, что понятия не имеет, как использовать это самое мифическое свободное время, которое она, повинуясь душевному порыву, умудрилась себе организовать. Впереди целый день и ни одной идеи, чем заняться.

Повернув ключ в замке, она по привычке подергала ручку, чтобы убедиться – действительно закрыла. В ту же секунду распахнулась дверь тридцатой квартиры. Из неё вышел сосед с пачкой объявлений в руках.

– Какая-то сволочь мусор из окон бросает, – он потряс бумажками. – Предупреждение об ответственности за акты вандализма. И статья в ГК, – сосед ткнул вверх указательным пальцем, – имеется.

– А может случайно уронили? – Нина кинула ключи в сумку и сделала шаг к лифту.

– Что значит «случайно»? – нахмурился сосед. – Ясное дело, что нарочно. Подержи-ка, – он сунул Нине объявления и выудил из кармана скотч.

– Не могу, – она протянула пачку обратно.

– Почему?! – сосед оторвал кусок клейкой ленты и взял из протянутой пачки один лист. – Торопишься? – он наклеил объявление чуть выше кнопки вызова лифта и отступил назад, чтобы полюбоваться результатом.

Лифт закряхтел, возвещая о прибытии.

– Не особо, – Нина аккуратно положила на пол объявления, – просто не хочу ничего держать. – Она шагнула в кабину и вопросительно взглянула на мужчину: – Едете?