Глупая защита, не более. Он мужчина. В нашей семье приучали подчиняться мужчинам, только у меня так и не получилось. Наверное, поэтому я всегда получала. Отец говорил, что мы с мамой слишком разные. Она тихая, а я огонь… который всегда тушили пощечиной. Это делал Мурад.

– Мне все равно, кто старше. Если надо воспитать сестру, я это сделаю.

Мурад поднялся, и у меня вспотели ладони. Я отступила и вернулась на кресло. В глазах появились слезы. Сейчас будет больно.

Мурад никогда не показывал жестокость при матери или отце. Все звали его мудрым не по годам. Истинное лицо «посчастливилось» увидеть только мне. Первый раз он ударил, когда я с подругой попала на студенческий праздник. Отец запретил, но я осторожно – думала, никто не заметит.

Были танцы, стемнело быстро, к нам со Светой подошли незнакомые парни – оказалось, это были друзья Мурада. Он тоже был там. Я никому не сказала, что он ударил меня. Маме тоже не пожаловалась – она между мной и отцом как между двух огней всегда была, и если она узнает о Мураде… Ее здоровье пошатнется, а ей еще младшего сына вырастить надо.

– С кем ты была? – подступил с другой стороны Мурад. И пока не тронул. На удивление.

Я нервно заломила пальцы, опуская взгляд. Рядом с ним я всегда чувствовала себя беспомощной. Мурад был силен не по годам – спортзал, силовые тренажеры, здоровый образ жизни… И если отец мне спускал что-то с рук, то Мурад – никогда. Он цеплялся за любой повод наказать провинившуюся сестру.

Когда он съехал из дома, я вздохнула спокойнее.

– Ни с кем, – вымолвила онемевшими губами, отводя взгляд. – Пожалуйста, оставь меня одну.

Я вздрогнула. Мурад схватил меня за щеки и заставил смотреть на него. С этого все и начинается: я огрызаюсь, а он показывает, какая я слабая. Перед отцом не плакала, а здесь – всегда…

– Пусти! – процедила сквозь зубы. – Ты не смеешь так обращаться со мной! Никто не смеет…

Брат схватил меня за плечи и поднял силком. Я закричала, чтобы привлечь внимание, хотя дома мы и были одни. Чтобы дать ему понять: нельзя! Со мной так нельзя!

Я уперлась руками в его плечи. Глаза Мурада потемнели. Он считал, что я могла опозорить семью. К счастью, мой побег не просочился в прессу.

– Отец слишком мягок с тобой. Но я – не он, и спускать на тормозах твою строптивость не намерен!

– Я тебе ответила! Оставь меня в покое! Не трогай меня, умоляю… – Я готова была расплакаться от боли в плечах, от его мертвой хватки.

– Стыдно выдавать тебя замуж невоспитанной, – хлестко ударил он словами.

Наметанный глаз заметил руку. Тяжелую. Мурад был хуже отца, и я всегда боялась оставаться с ним наедине. Даже из университета старалась возвращаться позже – засиживалась в библиотеке и просила папу забрать меня, когда все уже были дома.

– Еще хуже – выдавать тебя после твоих гулянок, – процедил Мурад.

Внутри поднялся жар, вырвавшийся слезами и отчаянием. Я опередила брата. Не дала себя ударить – ударила первой. Пощечина. Моя вторая в жизни. Я поняла, что в обоих случаях защищалась. Только если перед Эмилем было стыдно, то перед Мурадом – ни капельки.

Я издала невнятный звук, когда брат схватил мое запястье и все же ударил. Отвернула лицо, закрыла глаза. Готовилась к ответу. Еще никто в нашей семье не поднимал руку на мужчину. Колени подогнулись, я медленно осела на пол, Мураду в ноги. В глазах потемнело – организм дал сбой.

Меня отпустили. Хватка на запястьях ослабла, и я не поверила своим глазам. Родители с младшим братом обещали вернуться к вечеру, и Мурад вполне мог заняться моим воспитанием – ремни он носил тяжелые и, в отличие от отца, не пренебрегал таким способом.