– Да быть такого не может, Екатерина Алексеевна! – вздернулся Романов. – Я не верю этим бредням!

– Вот как? Бредням? Подбирайте выражения, – иронично усмехнулась Фурцева. – Вы уже забыли, любезнейший, что шведы еще три года назад стали обрабатывать парня, предлагая ему бешеные деньги? И своих попыток они не оставили. Стрельцов молод, падок на лесть, любитель красивой жизни… Шведы же сами говорили: да мы хоть пятьсот лет готовы ждать такого футболиста у себя в команде. Или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, Екатерина Алексеевна, – подал голос Мошкаркин, – было такое. Но, простите, я знаю Эдуарда с первых дней его появления в «Торпедо», где я тогда работал. Ручаюсь, это честнейший парень, настоящий патриот, комсомолец, семейный человек, в конце концов. А все те завихрения, которые у него случались, уже в прошлом.

– Быстро же вы, товарищи, запамятовали скандальную историю с этим венгерским футболистом… как его там?

– Ференц Пушкаш, – услужливо подсказал Мошкаркин.

– Вот-вот. Забыли, как этот Пушкаш два года назад решил остаться на Западе? Шум же был на всю Европу: как же, лучший футболист Венгерской Народной Республики выбирает свободу! И ведь подгадал же, подлец, – в самый разгар событий 1956 года!.. Вы, товарищи, не прикидывали, не повторит ли ваш Стрельцов подобный финт? Или как это там у них в футболе называется?..

И Романов, и Мошкаркин одновременно, чуть ли не в унисон, громко произнесли:

– Не будет такого, Екатерина Алексеевна!

Фурцева на минуту задумалась. Потом, пристально глядя на поникших спортивных функционеров, усмехнулась:

– Ладно, черт с вами! Но каждый шаг этого Стрельцова под вашей ответственностью и контролем. Если что – головой отвечаете. И ваши партбилеты останутся вот здесь, – указала она изящным наманикюренным пальчиком на свой стол.

Выйдя из кабинета «Екатерины Третьей», чиновники облегченно вздохнули. Потом уже, сидя в машине, Романов как бы мимоходом поинтересовался у Мошкаркина:

– Кстати, а что там с этим самым Пушкашем, случайно, не слыхал?

– Как же, о нем сейчас вся футбольная Европа только и галдит: главная звезда испанского чемпионата! Они на него там молятся! А он, сука, в ихних песетах купается!

Задумавшись, Никита Сергеевич случайно смахнул со стола вилку. Звяк, цвяк!

– Кто-то в гости торопится, – негромко сказала хозяйка Нина Петровна – И, видимо, женщина.

Привстав, она даже выглянула в окно, надеясь увидеть, кто же к ним пожаловал, хотя ведь знала, что никто, даже сам Иван Александрович Серов, первое доверенное лицо главы государства, не посмеет войти сюда без доклада.

А звон брякнувшейся на дубовый паркет вилки почему-то мгновенно вывел Хрущева из себя. И сразу чинный, благодушный тон разговора за неспешным семейным обедом резко сменился. Он повернулся к зятю:

– Алексей, а как тебе понравилось последнее высказывание нашего сопливого «классика» Евтушенко: «У советской молодежи три кумира – художник Илья Глазунов, футболист Эдик Стрельцов и я, Евгений Евтушенко»? Мне вот вчера доложили.

– Женька такое сказанул? – не сдержавшись, коротко засмеялся Аджубей. – Ну, дает! Хотя, конечно, мог. Это вполне в его стиле, с него станет.

– Ишь ты, «кумиры советской молодежи»… Скажи мне, Алеша, кто у нас за молодежь отвечает? – Хрущев вперил немигающий взгляд в зятя. – Ты! У тебя в руках «Комсомольская правда», главный рупор… Тебе партия доверила, я лично… И как ты со своими комсомольскими дружками ведете коммунистическое воспитание нашей молодежи? Негодно! Сегодня происходит полное забвение наших моральных ценностей, признанных, любимых героев… Сегодня вожаки и кумиры – Глазунов, Евтушенко и какой-то Стрельцов! – Никита Сергеевич строго оглядел семейство и продолжил: – Ну, с теми мы как-нибудь разберемся. А вот этот Стрельцов… Мне уже про него все уши прожужжали. Футболист… Пьет, гуляет, дебоширит, ведет себя черт-те как! Ты вообще в курсе, что в нашем спорте, футболе, в частности, сегодня творится?