Это было занятно до определённого момента – вычленять в собственной психике различные рефлекторные цепочки, начиная от образов-различений, работающих как спусковой крючок для последующих реакций организма. Или доводить себя до психической невменяемости и, если повезёт, до сумасшествия. Тогда психике обеспечен небольшой условный отдых, скорее не отдых, а отвлечение на время. Во-первых, состояние сумасшествия не длилось слишком долго. А во-вторых, окружающая, надоевшая реальность никуда не исчезала, а лишь гипертрофировалась всё теми же образами, которыми была наполнена психика.

Может снова попытаться забыться? Взять расчленить что-нибудь пополам на две несовместимые противоположности и уверить самого себя, что две несовместимые половинки могут сосуществовать вместе и одномоментно. И шизофрения готова. Но это просто в теории, на практике слишком сильно выдрессированное логическое мышление – крайне редко позволяет опрокинуть психику. Перед игрищами в собственной психике этот логицизм следует изолировать, а это уже задачка совсем нетривиальная. Хотя иногда у него что-то и получалось.

– Йозеф, зачем ты опять надел этот коричневый костюм? Ностальгия мучает?

– Ну, судя по твоей реакции – ностальгия мучает скорее тебя.

– А ты надел, чтоб её вызвать. Очередной бессердечный приступ?

– Почему бессердечный? После стольки лет мои действия больше походят на акт милосердия. Ты бы лучше в собственных поступках бесчеловечность выявлял.

Не поспоришь. Трудно подобрать критерии для отнесения наших действий к какой-либо категории. Они вообще, похоже, стали внекатегорийными в метафизическом плане.

Опять в текущую реальность ворвался недавний флешбэк.

Вражеские дроны прочесали окрестности, но совсем не спешили покидать поле. Они заняли периметр и продолжили сканировать местность. Пока наши замаскированные позиции обнаружены не были… либо ещё не поступил сигнал к уничтожению.

– Ну и чего ждём? – Йозеф нервно постукивал каблуком о пол. – Мы воспитали наших бойцов героями. Они лучшие! Они немедленно расправятся с этой небольшой кучкой, пусть даже если ими управляют хорошо натасканные выкормышы из твоей школы.

– Выпускники школы – это вряд ли. У них иные задачи. Да и маловероятно, что они справятся лучше обычных операторов.

– Я категорически настаиваю. Нет, я требую поднять наш флот и немедленно атаковать. Когда мы так близко к цели – достаточно рукой протянуться и взять, что должно принадлежать нам. Никаких возражений, ни от кого. Пора пустить в дело Комплексную Ракетную Автономную Квази Единую Нейросеть.

Вот он – ницевшский сверхчеловек. Что характерно – как раз таки эти сверхчеловеки и производят на свет «маленьких» людей в большом количестве, в конечном итоге мельчают и сами… а может быть и изначально являются такими же «маленькими», что тщательно скрывается за ширмой показушной амбициозности. Стремящиеся к сверхчеловечности стремятся к сверхничтожности – такое себе вполне диалектическое противоречие.

И если в обществе образуется некое критическое количество таких особей, то под действиями этих незримых садоводов, «маленьких» людей пышным цветом «сам по себе» распускается цветущий сад всех оставшихся четырнадцати умбертовских признаков фашизма. И источник этих признаков получается в «маленьких», обрезанных по целеполаганиям, людях, а не наоборот – признаки формируют неполноценные общества.

Да к тому же такие общества сваливаются в инфернальность5 и зацикливаются внутри себя, не способны без внешних воздействий разорвать этот порочный круг.

– Когда я наверху, я нахожу себя всегда одиноким. Никто не говорит со мною, холод одиночества заставляет меня дрожать