– Не будет отныне счастья в жизни ни одному из тех, кто участвовал в расправе
– Пройдет немного времени, и придет в Журу беда, и будет беда ходить вокруг деревни, и преследовать ее жителей много лет, наводить ужас на селян, и прекратится она лишь тогда, когда не останется в Журе ни одного из потомков тех, кто стоит сейчас перед горящим домом
– Виновный в преступном пренебрежении своими обязанностями факуд падет жертвой такого же небрежения со стороны начальства
– А кто впредь явится на это самое место, особливо с наступлением темноты, или в день перед или после Новолуния, или в осенний или весенний день духов, когда открывается Грань между мирами, тому и быть продолжателем его, Агниева, дела.
Конечно, особенно последний пункт не способствовал тому, чтобы в последующие годы на выселки кто-нибудь ходил. Так что теперь вряд ли и найдёшь то самое место.
– Ну, в одном из вариантов потом, как крыша дома рухнула, из огня выбежал полыхающий живой говорящий факел, обежал трижды собравшихся людей, повторяя проклятия, да и убежал потом в рям. И по ходу его потом трава тлела… И с тех пор, как случится пожар в Журе, или хоть в Ясноречье, так присказка есть: это живой факел прибегал… – так закончил торговец.
– Что касается первого проклятия, как я понимаю, любой человек, если пожелает, может сказать о себе, что не было у него счастья, – рассудил Эрвин. – И может сказать, что оно было: все зависит от желания говорящего так или иначе оценивать события.
– Да, ты прав, – согласился торговец. – Когда кто рассказывает эту историю – всякий несчастен, и приводит множество примеров из своей жизни, это подтверждающих: где, когда и как ему не везло. А так, в жизни, с ним заговоришь – довольный, радостями своими делится.
– На том и кончилось?
– Кончилось. А факуда через два года после того арестовали за растрату денег, собранных обществом на то, чтобы организовать лекарскую амбулаторию. Только, говорят, не растратил он их, а украли у него, только у начальства охоты не было разбираться, и упекли его на каторгу. Там и сгинул.
– Вон оно как… Ну, спасибо тебе за интересный рассказ. Дай нам еще две бутылки межийского, да посоветуй, где возницу нанять можно. Поедем мы к себе, а то нас заждались там.
Карина тихо добавила под осуждающим взглядом Николь:
– И я, наконец, попробую этого вина, а может быть, получу свою порцию внимания вместо этих страшных историй…
Спустя полчаса Эрвин и девушки катили в стареньком тарантасе с расхлябанными колёсами, принадлежавшем жителю Журы, живущему через дом от лавки торговца. Три медных монетки общим достоинством в треть серебряной короны – и он охотно согласился довезти их до уединенного дома.
Дело было уже к вечеру, солнце клонилось к близкой полосе леса на западе.
– А здесь красиво! Прямо пастораль! – расчувствовалась Карина, пытаясь поудобнее откинуться назад на жестком сидении.
– Не жалеешь больше, что поехала в глухомань? – спросила Николь.
– О, нет! Здесь так интересно! Да, верно, поначалу я думала – зачем ехать так далеко? Есть пансион для отдыха в пригороде Зоряны… Но тут лучше. И интрига какая-то, кажется, есть, да?
– Еще какая! – улыбнулся Эрвин и обратился к вознице: – Любезный, а вот ты не знаешь ли… Все рассказывают легенду про колдуна…
– Это не легенда! – буркнул возница. – Это правдивая история.
– Так вот: а где стоял его дом-то?
– Хым. Его дом-то? – сельский житель провёл рукою по волосам и отвечал: – Возле Йоктуля. Возле озера. Там урочище такое, а за ним рям уже начинается.
– Так озеро в ряму?
– Да вам что – надо туда, что ли? Туда не ходит никто. Нечего там делать.