–– Ты умничка! Я горжусь тобой! – погладила я ее по плечу.

– И в кого у нас такие гениальные дети уродились? – опуская тарелку полную плова, спросила мама наигранно.

– Да-а, загадка, – засмеялась Янка, схватившись за вилку.

Мы молча жевали плов, иногда отправляя в рот маленькие помидоры. Я поглядывала на сестру, а в душе становилось тепло и спокойно. Казалось, нет в моей жизни ни проблем, ни грусти, ни разочарования, ни предательства, ни бывшего мужа, ни его разродившейся любовницы-малолетки, позарившейся на взрослого женатого мужика.

–– Так, девчонки, у меня урок, – сказала мама, глядя то на меня, то на Янку поочередно и одновременно застегивая пуговицы легкого джемпера, – грязную посуду – в посудомойку. Я часа через два вернусь.

Мама давно была на пенсии, но продолжала работать педагогом по вокалу. Она хорошо играла на фортепьяно и пела, поэтому от учеников не было отбоя. По этой причине она часто исчезала из дома, бегая от ученика к ученику.

Входная дверь хлопнула, а я повернулась к сестре.

–– Как ты себя чувствуешь? – спросила я, с интересом рассматривая ее пухлые розовые щеки.

–– Хорошо, – жуя, незамедлительно ответила она. – А что, я неважно выгляжу?

–– Да нет, выглядишь ты как раз таки очень даже важно, – хмыкнула я. – Говорят, беременность украшает женщину.

–– Что? – растерялась сестра, повернув ко мне перепуганное лицо.

–– Какой у тебя срок?

– Какой срок? – бездарно изобразила она удивление, а ее щеки предательски вспыхнули от стыда. – Соня, ты что?

–– Неделя беременности какая?

–– Четырнадцатая, – потупила Янка взгляд, сдавшись. Она ведь знала, что меня не проведешь.

–– Папаша ребенка, надеюсь, с нетерпением ждет его появления?

–– Не ждет, – шепнула она, ковыряясь вилкой в остывшем плове.

–– Ну молодец, будущая мать-одиночка, – с укором сказала я, осматривая профиль сестры. – Ты хоть бы матери сказала, что ли. Она переживает. Ведешь-то ты себя, как и полагается беременной женщине: капризничаешь, раздражаешься и все такое прочее, а о беременности не говоришь – нехорошо.

–– Зачем говорить, если я все равно не собираюсь рожать?

–– Угу, а что собираешься делать?

–– Аборт.

–– Ну, во-первых, на таком сроке никто тебе аборт делать не будет, по крайней мере без медицинских показаний, а во-вторых, ты хочешь, как я, горстями глотать несколько лет пилюли и спать с мужем только в запланированные врачом дни, чтобы забеременеть? Тебя моя история ничему не научила?

–– Ты-то ведь аборт не делала, а проблемы все равно возникли.

– Делала, не делала, какая теперь разница? Проблемы эти практически неразрешимы.

– Но у тебя ведь в итоге все получилось.

– Это у тебя все получилось, но, к сожалению, ты в данный момент не осознаешь собственного счастья.

– Соня, я не пойму… – растерялась сестра, наверное, заметив слезы в моих глазах. – У тебя что-то произошло?

– Что-то произошло, – придвинула я банку с медом ближе и безжалостно утопила в нем ложку.

– Что-то с ребенком?

– Нет, с ребенком все хорошо: его больше нет. Ни ребенка, ни мужа… ничего не осталось…

Янка смотрела на меня с откровенным ужасом, не зная, что сказать. А я рассматривала стекающий с ложки мед.

– Если мама узнает, – наконец к ней вернулся дар речи, – она меня убьет.

– Ты ошибаешься, – вздохнула я, прикоснувшись подушечкой пальца к липкой ложке, – ни я, ни Антон не подарим маме внуков в ближайшее время, а она об этом давно мечтает.

– Ты ей сказала?

–– Сказала.

Я сунула палец в рот, ощутив медовую сладость на языке. Понаблюдав за мной пару минут, Яна стыдливо произнесла:

– Соня, я его отца видела всего единожды. Как я об этом скажу маме?