– Я и вправду здесь, – пробормотал он.

Но стоило им нырнуть в толпу на северной стороне Стрэнда, как Джордж мигом позабыл о странностях друга. Он открыл рот, чтобы с упоением рассказать другу о борделе своей мечты, и Фэнтон, который глазел по сторонам, едва не угодил под колеса катафалка.

– Ник, смотри под ноги! – Джордж был явно обескуражен. – Я не возражаю против пары стаканчиков с утра, это дело вкуса, но, видит Бог…

– Прости, – сказал Фэнтон и ожесточенно потер залепленные сажей глаза. – Я уже протрезвел.

– Это хорошо. Давай уже, кончай считать ворон, или…

– Или свалюсь в канаву, я помню.

– Канавы – это еще полбеды, куда страшнее местный народ. Все эти голодранцы, попрошайки, бродяги – да даже носильщики! – только и ждут, пока ты…

Его голос был заглушен протяжным гудком рожка в мясной лавке. Один из чистильщиков обуви, стоявших наготове с банками сажи, смешанной с прогорклым растительным маслом, со всех ног бросился к Джорджу. Тот отогнал его взмахом руки, и мальчишка так же быстро помчался назад.

– Тебя примут за неотесанного деревенщину или, что еще хуже, за «мусье», как тут кличут французишек. Поиздеваться над таким – святое дело. Они тебе не дадут проходу, налетят, как шершни; оглянуться не успеешь, как тебя облапошат да еще и побьют. И тогда ты, само собой, обезумеешь от ярости и схватишься за шпагу.

– Я буду осторожен, Джордж.

«По-видимому, – размышлял тем временем Фэнтон, – все эти чудовищные вывески просто-напросто необходимы, ведь мало кто умеет читать. Для большинства людей в этой толпе, особенно для носильщиков, слова и цифры – китайская грамота. Но как, должно быть, владельцы гордятся оформлением своих забегаловок: красные оконные решетки таверн, фонари у входа в кофейни…»

Что-то ударило Фэнтона по колену, и он встрепенулся. В бурном море людей у каждого второго на поясе висели ножны; стоило зазеваться, как они цеплялись за одежду или пребольно били по ногам.

Фэнтон снова протер глаза – проклятая сажа! – и, стараясь не обращать внимания на вонь, заставил себя вынырнуть из размышлений. Первым делом он проверил, не унесло ли ветром его шляпу, крепившуюся к парику длинными золотыми булавками. Та была на месте.

Сквозь пелену облаков вновь прорезался солнечный свет, и Фэнтон наконец начал замечать, что творится вокруг. Двое слуг несли паланкин, в котором гордо восседал какой-то вельможа. При виде паланкина уличные оборванцы скалились и прыскали со смеху. Большинство горожан были одеты в плащи из камлота, шерстяные чулки и туфли с пряжками. Фэнтон знал, что не встретит здесь богатых торговцев в роскошных мехах, с золотыми цепями на шее: они обретались в Сити, где после Великого пожара на месте деревянных зданий выросли кирпичные. Фэнтон поднял голову и окинул взглядом противоположную сторону улицы: дома здесь были старыми, с закопченными крышами и почерневшей от сажи штукатуркой.

В одном из домов распахнулась створка окна, за ней – вторая, и в проеме возникла заспанная девица лет шестнадцати, растрепанная, в одной ночной рубашке, и с безразличием оглядела улицу, одной рукой почесывая плечо. В другой руке у нее была кружка с пивом.

– Ага! – воскликнул Джордж, заметив, куда смотрит Фэнтон.

Лорд Харвелл уже долгое время о чем-то сосредоточенно думал. Теперь наконец его осенило.

– Вспомнил!

– О чем ты вспомнил?

– Ну как же, о храме Венеры! Так вот, слушай…

– Кстати, о Венере, Джордж, – не дал ему закончить Фэнтон, на лице которого было написано крайнее смятение. – А если бы я сказал тебе, что отныне из всех женщин на свете мне нужна только Лидия?

– Что?