Она уставала от постоянных процедур и горьких таблеток, но не переставала улыбаться, чтобы я не расстраивалась. Проблемы с сердцем давно её беспокоили, но из-за меня у бабушки просто не было на себя времени. Она и так буквально поднимала меня с колен, не бросала работу и до последнего сидела в муравейнике, как офисный планктон.

Патология, стресс, врожденная аритмия и недосып совсем подкосили её здоровье.

— В университете всё хорошо?

Я плюхнулась на кровать, свесив ладони, и нервно задергала заусенцы. Порадовалась, что было послеобеденное время, и почти все ушли на прогулку. Только одна старушка решила остаться, но, кажется, она нас даже не слушала.

С трудом разомкнула сухие, потрескавшиеся губы.

— Ага. Мне очень повезло с… друзьями.

Как женщина, знающая меня с пеленок, бабушка сразу заметила паузу и начала допытываться, но упрямство текло и моей крови.

— Бабуль, ты лучше о себе расскажи, — перевела тему. — Не беспокойся понапрасну, знаешь же, что я не дам себя в обиду.

Улыбнувшись, она нежно взяла меня за ладонь и ласково погладила, прямо как в детстве, когда я приходила к ней зареванная из-за школьной травли в поисках утешения.

— Ты у меня такая самостоятельная, что я и правда могу не волноваться, — голос дрожал и будто от стен отпрыгивал. В конце надломился. — Совсем уже большая. Без меня справишься.

Не выдержав, я нырнула в теплые объятия и зажмурилась. Шутливо толкнула ее головой, спрятала лицо в изгибе шеи. Слезы пошли на внутренней стороне щеки.

— Не смей так говорить, — тихо прошептала, содрогаясь от страха. Такие разговоры я ненавидела всей душой. — Ты меня еще с окончанием универа поздравишь и даже с правнуками понянчишься.

— Варюш, — с такой интонацией позвала, что я сразу откликнулась, смахнув горькие крупицы слез. — Мне дату операции назначили.

— Правда? Это же здорово! — меня подбросило от новости, сердце зашлось в лихорадочном ритме, тяжесть с плеч будто немного спала. — Наконец-то неопределенность закончится.

Меня можно было понять. Будь у нас выбор, я бы каждую секунду билась об стенку, ратуя за лечение без хирургического вмешательства. Но сердечная недостаточность на такой стадии таблетками уже не лечилась. Причем операцию долго откладывали, а риск продолжал увеличиваться. Это были по-настоящему хорошие новости.

И тут как громом слова…

— Варюш, я хочу отказаться и как можно скорее выписаться из больницы.

— Что? — на мгновение я словно оглохла. Колючая проволока мертвой хваткой вцепилась в шею. — Ты о чем вообще?

Потеря ориентиров, верх с низом перепутался.

— Придется, конечно, бумаги подписать и отказаться от любых претензий, но…

— Зачем? — зло перебила, едва сдерживая отчаяние. — Мы так долго этого ждали! Ты почему на себе крест ставишь?

— Всё равно вечно не проживешь. А так я хоть подольше рядом с тобой побуду, — ласковый тон бил по нервным окончаниям.

— Нет! — я вскочила, вцепившись в волосы и по-настоящему сходя с ума. — Ни за что! Не неси эту чушь. Должна быть другая причина, я не верю, что ты так просто сдаешься.

Вмешался скрипучий голос. Я вскинулась, совсем позабыв об еще одном свидетеле нашей общей боли.

— Не потянете.

— Что?

— Замолчи! — строго отрезала бабушка.

— Лечение больших денег стоит, деточка, — старушка противно причмокнула губами.

— Бабуль, тебе стоимость операции увеличили? — после кивка спросила снова. — Насколько?

— Варюш, ты не должна…

— Сколько?!

— В три раза.

Я охнула от удивления и обиды. Горечь скопилась прямо во рту, в глотке пересохло, а грудь стянуло жгутом, что не давал нормально дышать.

— Почему?

— Последние анализы еще хуже стали, — ссутулила спину и пожала плечами. Равнодушно, словно уже смирилась. — Врач сказал, что это усложнит операцию. Потребуются какие-то заморские катетеры и оборудование, а деньги от государства, сама понимаешь, все не покроют.