В салоне авто пахло дорогим одеколоном и табаком с ментолом. Поездка в таком комфорте наверняка была бы запоминающейся, если бы не давящее чувство напряжения, осколками оседающее на коже. Ни мягкая обивка, ни кожаные сиденья, ни новейшая стереосистема не компенсировали жгучий ток, пронзающий воздух точно стрелами. Я сжала коленки и отодвинулась на самый краешек, чтобы даже случайно не коснуться грубой ткани мужских брюк, ощущая себя донельзя уязвимой. Нет, ну где были мои мозги? Что страшнее — плевки от однокурсников в случае раскрытия места работы или парень, расслабленно переключающий передачи?

Очевидно, что второе. Потому что прямо сейчас от резкого старта Ауди бросило вперед, и я в страхе схватилась за первое, что попалось под руку. Мое плечо от такой хватки давно бы заныло, но Булатов даже не поморщился.

— Ты точно умеешь водить? — сердце стучало как бешеное.

— Сомневаешься? — лукаво ухмыльнулся и произвел какие-то манипуляции со скоростями. Двигатель взревел, меня отбросило назад, а улицы за окном буквально слились в одну картинку.

— Придурок, затормози, мы же разобьемся!

Он не ответил. Запетлял между узкими проулками, в самый последний момент вписываясь в повороты, и ускорился, поддав газу. Я видела на его лице лукавую улыбку, такую спокойную и обманчиво нежную, что с трудом подавила импульсивный порыв вцепиться в руль и вывернуть. Мы ехали в сторону трассы, и если здесь его хоть немного сдерживал скоростной режим, то там цепи правил переламывались надвое.

Зажмурившись, я до одури вцепилась в него пальцам и пролепетала какие-то молитвы, не веря, что сдохну с этим придурком в один день. Но то ли он не захотел умирать, то ли запланировал прикончить меня каким-то более гуманным способом, однако мы со свистом проехали опасный участок и вылетели на прямую дорогу.

— Когда я отсюда выйду, я точно тебя прибью.

— Тогда мне нельзя останавливаться.

Резко вытолкнув весь воздух из легких, я уже собралась полить его отборным матом, выплескивая весь страх и поддаваясь слабому облегчению из-за того, что мы все еще живы, но Булатов оказался смышленее. Он наверняка знал, каким дьяволом я его окрещу, потому и выбил оттенки спокойствия одной фразой.

— Так и будешь висеть на мне?

Я тут же отскочила, убирая руки насколько быстро, словно держала кипящий чайник, обжигающий ладони, и недовольно огрызнулась.

— Ты псих! Просто чокнутый псих!

— Еще скажи, что тебе не понравилось.

— Понравилось? — нервно хохотнула. — Да я чуть рассудка не лишилась.

— Разве? А мне казалось, ты пищала от восторга, — тихо хмыкнул, бросив беглый взгляд на мои румяные щеки, — с работы как сонная муха шла, а сейчас прям сияешь.

После недолгого молчания, перестав отслеживать незнакомую дорогу без каких-либо понятных мне ориентиров и откинувшись на спинку сиденья, я спросила.

— Как ты узнал, где я работаю?

— Не гони, рысьеглазка, — и опять грубый баритон.

Гнал, разумеется, только он, но я сразу просекла, что Булатов просто толсто намекал закрыть рот, и решила послушаться. Рассудила, что пока у этого психа под ногой педали, от которых зависят наши жизни, лучше помалкивать.

— Где живешь? — обратно к центру свернул.

— На пересечении «не твое дело» и «пошел нафиг».

— Думаешь, я буду у твоей общаги дифирамбы под окнами петь? — криво усмехнулся. — С таким характером тебе даже розу в целлофане не подарят.

— Вот и славно, — а внутри все равно нехорошо екнуло от обиды. — Тогда зачем ты ко мне прицепился, раз я такая невыносимая?

— Не знаю, — цокнул языком.

И в этом жесте промелькнуло такое честное раздражение, что на миг я даже поверила в его искренность. Пиявка ведь тоже не ведает, зачем липнет, верно?