– Ну конечно, конечно, – тонкие, в сиреневой помаде губы директрисы растянулись в улыбке. – Вы прелестно выглядите! А я недавно вспоминала вас.

Взяв Важенину под руку, директор провела ее в свой кабинет.

– Присаживайтесь, Тамара Николаевна! Нет, вы заметили, как эти кикиморы поедали вас глазами? Ох уж эта бабья порода!

– Я уже привыкла, – вежливо улыбнулась Важенина. – Хотя нет, вру. К этому невозможно привыкнуть.

– Я сейчас поставлю чай. Или коньячку за встречу?

– Что вы! Эти радости жизни теперь не про меня.

Директор накрывала стол, доставая из холодильника разные деликатесы, не умолкая при этом ни на секунду:

– Вы, наверное, обратили внимание на мою дикцию, Тамара Николаевна? Я только что от зубного врача. Протез новый осваиваю. А заодно перевариваю небольшой инцидент. Представляете, познакомилась там с одним интересным мужчиной. Он вдовец, и тоже ходит на протезирование. А я, как известно, женщина свободная. Ну и… сами понимаете. Слово за слово. Он телефончик попросил… Ну вот, лежу в кресле врача, с открытым, так сказать, забралом, и вдруг он заглядывает в кабинет. Чтобы какие-то снимки сестре передать. А я, значит, во всей красе на этом дурацком кресле. С оскалом в оставшиеся тринадцать зубов. Господи! Я чуть под землю не провалилась! Ну хоть бы о какой-нибудь ширме, черт возьми, побеспокоились! Ведь для женщины кресло стоматолога все равно что – гинеколога. Угощайтесь, Тамара Николаевна! Вот балычок, вот икорка, прошу вас, не стесняйтесь!

– Спасибо, – деликатно кашлянула актриса и выбрала среди дорогих закусок скромное печенье.

– Я полагаю, вы неспроста к нам заглянули?

– Да, и в самом деле, нужда привела. Вот тут у меня…

Она суетливо вынула из сумочки бархатный футляр, раскрыла его и подала директору. Та взяла толстыми пальцами коробочку, повертела ее, подставляя свету лежащий в ней перстень, и восхищенно произнесла:

– Изумруд… Да еще с бриллиантовой россыпью. Чудо! Старая работа… Если не секрет, давно оно у вас?

– Давно. Сорок лет, – ответила Важенина, ревниво следя за манипуляциями директрисы.

– С ума сойти, сорок лет!

– Но кольцо значительно старше.

– Да что вы говорите? – в глазах Эллы Васильевны зажглись жадные огоньки.

– Скажите, на какую сумму я могу рассчитывать?

– Ну-у, с ходу, так сказать, я не могу… У нас опытный эксперт. Оценим по достоинству, не волнуйтесь. Вы его больше никому не предлагали?

– Нет.

Элла Васильевна не выдержала, надела на мизинец перстень и стала любоваться игрой драгоценного камня, при этом рассеянно роняя фразы:

– Вот и чудненько… Там обязательно надуют. Уж я-то знаю… Нет, вы взгляните, какой чистой воды камень! Какая вещь!

– У меня было время, чтобы на него наглядеться, – сухо заметила Важенина.

– Ох, извините, Тамара Николаевна! Я, кажется, допустила бестактность, – спохватилась директор.

– Ничего. А кольцо, и в самом деле, притягивает взор. На него можно часами смотреть, не надоест.

– Так может, пока не стоит его закладывать? Я вижу, вам тяжело с ним расставаться, – с фальшивым сочувствием пробасила Элла Васильевна.

– Нет, нет. Я решила. И если найдется покупатель, то хотелось бы деньги побыстрей…

– Я поняла. Не беспокойтесь, покупатели найдутся. Я думаю, через недельку можно позвонить.

– Спасибо вам, Элла Васильевна! – Важенина поднялась со стула.

– Не за что. Минутку, Тамара Николаевна, я выпишу квитанцию.

* * *

Весеннее солнце даже на кладбище делает обстановку более теплой и жизнеутверждающей, как ни парадоксально это звучит. Тамара Николаевна, поймав себя на этой мысли, слегка улыбнулась. Она шла привычным маршрутом – сначала широкой липовой аллеей, а потом узкой тропкой, между тесно стоящими оградками. А вот и заветная могила!