Компания дружно захохотала, а самый младший обиженно пропищал:

– Мы только переждем бурю?

– Ладно, – уже дружелюбно отозвался хозяин. – Оставайтесь, а в честь праздника угощу вас кое-чем.

– Что за праздник? – удивленно спросил самый высокий, лет четырнадцати-пятнадцати паренек, единственный среди товарищей обладатель льняной чалмы на голове.

Торговец бросил быстрый взгляд на прилавок, где подле Корана лежала Библия, и, незаметно задвинув чуждую этим местам книгу поглубже, нарочито весело произнес:

– Да какая разница, например…

Он сделал паузу:

– Мой день рождения.

Порыскав в мешке, украшенном разноцветными бантами, хозяин лавки вытащил пять печений, по количеству нежданных гостей, и, подмигнув младшему, протянул угощение:

– Прежде чем съесть, разломите, внутри предсказание на целый год.

Мальчики не заставили просить себя дважды, лакомство отправилось в рот, а бумажки вернулись к торговцу.

– Мы не понимаем буквы, – признался старший, старательно работая челюстями.

Бакалейщик улыбнулся, потеребил густую черную бороду и взялся за предсказания, но не успел он открыть рот, чтобы спросить, с кого же начать, как младший посетитель, смешной рыжеволосый пострел, запрыгал на месте:

– Читай мою!

Набей ему сейчас карманы халвой и шербетом, навали полную корзину пахлавы, нуги и лукума да залей карамелью хоть весь пол, это не возымело бы никакого действия, юное сердце мальчика жаждало слова, а не сладости.

– Удача, – произнес хозяин, и глаза ребенка засверкали как две черные жемчужины, погруженные в соленую морскую волну. Следующему ожидающему улыбки фортуны досталось «счастье», и он, впрямь осчастливленный, запрыгал на одной ноге, показывая товарищам язык и стуча себя в грудь с уверенностью великого воина, празднующего победу над поверженным противником.

Третьему мальчику выпали «деньги», бедняга, тощий, как бездомный фазан, тут же приосанился, безнадежно пытаясь выпятить вперед, подобно султану, впалый живот бедняка. Четвертый получил «любовь», чем вызвал ядовитый смех товарищей, раскраснелся, потупил взор, но после слов хозяина лавки, что все остальные, пройдет не так много лет, будут завидовать ему страстно, успокоился и начал поглядывать на спутников свысока.

Последним из детворы свою участь ожидал самый старший мальчик, карие глаза его впились в последний бумажный сверток, и торговец, прекрасно понимавший людскую натуру, оценив остроту момента, нарочито медленно разворачивал предсказание. Сперва он как бы случайно обронил свиток, потом несколько раз неудачно пытался отогнуть краешек, чтобы развернуть его, но что-то никак не получалось, юноша при этом стойко сносил «пытку», хотя сердце его бешено колотилось, а ладони непроизвольно сжимались в кулаки.

– Сознание, – наконец произнес чернобородый «мучитель», и мальчик разочарованно протянул:

– Чего?

Хозяин скорчил смешную физиономию и постучал пальцем по лбу, компания весело рассмеялась и дружно выкатилась наружу. Ветер, облепив стены домов и лица зазевавшихся прохожих сантиметровым слоем желтого, кусающегося песка, погнал свою клокочущую волну дальше на восток, и городские улочки начали снова оживать скрипом повозок, топотом лошадей и верблюдов и криками торговцев, спешащих восполнить упущенную во время бури выгоду.

Хозяин вернулся было к книгам, но, задумавшись на миг, сказал негромко, обращаясь к самому себе:

– Нет смысла, он сейчас вернется.

Что именно подразумевалось под этой фразой бакалейщика, осталось загадкой, ибо пояснений вслух не последовало, а мысли человеческие, как известно, хранятся за семью печатями, правда, тут надо оговориться, ровно до тех пор, пока Homo sapiens не осушит бутылку крепленого, а уж это-то зелье умеет развязывать языки и срывать печати, но приблизительно через четверть часа дверь лавки хлопнула и предсказанное возвращение юноши состоялось.