«Это, скорее всего, моя последняя надежда».
Пробуждение напоминало всплытие из морских глубин – медленное, тягучее, полное странных, обрывочных образов и смутных ощущений. Сначала лишь расплывчатые силуэты, блики света на белых стенах палаты… Потом – постоянное пиканье монитора, шелест системы вентиляции, запах антисептиков, привычный за последние три дня. Иногда я ненадолго приходила в себя, чувствуя тяжесть трубки в горле, стягивающую повязку на груди, но сознание тут же ускользало, унося меня обратно в сонное забытьё.
Сегодня, однако, пробуждение было другим. Я открыла глаза и увидела не размытые пятна, а чёткие контуры предметов. Боль, конечно, никуда не делась – тупая, ноющая в груди, но она была терпимой.
«Спасибо человеку, который придумал обезболивающие!» – пронеслось в голове, и на губах появилась искренняя улыбка.
Впервые за долгое время я почувствовала не слабость, а прилив сил, словно кто-то включил внутри меня источник энергии. На тумбочке стояла ваза с белыми лилиями – их нежный аромат смешивался с больничными запахами. А у кровати, в неудобной позе на жёстком стуле, дремала Милена, сгорбившись и подперев голову рукой. Её тёмные растрепались, под глазами залегли тени усталости. На коленях лежал раскрытый журнал, которым она, видимо, занять себя, пока ждала, когда я проснусь.
И хотя её присутствие было неожиданным, но очень приятным. Тепло разлилось по груди, согревая не только тело, но и душу.
– Милена? – позвала я хрипло, с трудом сглотнув. Горло саднило после интубационной трубки.
Подруга вздрогнула и мгновенно проснулась. Увидев меня бодрствующей, она преобразилась, и улыбка осветила её лицо.
– Лиана! Наконец-то! Как ты себя чувствуешь? – в её голосе смешались облегчение, радость и тревога.
– Лучше. – прошептала я, облизнув пересохшие губы.
– Хочешь пить? – Милена тут же вскочила, налила воды из графина и, осторожно поддерживая меня за плечи, помогла сделать несколько глотков.
– Спасибо. – сказала я, чувствуя, как прохладная вода смягчает першение в горле. – А ты как здесь оказалась?
– Да вот, случайно проходила мимо… – начала было Милена с вымученной улыбкой, но, заметив мой вопросительный взгляд, махнула рукой. – Ладно, шучу. Твой врач позвонил. Я же у тебя в экстренных контактах, забыла?
– Ох, точно… – я вспомнила, как в самый первый раз подписывала бумаги перед операцией, как в спешке указала подругу как контактное лицо.
– Он сказал, что тебе пересадку сделали… и попросил приехать… чтобы обсудить реабилитацию. – продолжила Милена, в её голосе послышались тревожные нотки. – Как так вообще получилось? Ты же собиралась просто на приём к врачу?
Я подробно рассказала Милене обо всех событиях того невероятного дня: как узнала новости о неэффективности проводимого лечения, о внезапном появлении Артёма Викторова, о его согласии на предложение доктора Робинса. По мере моего рассказа лицо Милены становилось всё более серьёзным, а брови хмурились.
– Значит, какой-то незнакомец отдал тебе сердце своей сестры… просто так? – спросила она, прищурившись, когда я закончила рассказ. В её голосе звучало явное недоверие.
– Это был какой-то сенатор Викторов. Я думаю, он просто… пожалел меня.
В этот момент на лице Милены вспыхнуло узнавание. Она поставила стакан с водой на столик и схватила свой телефон, начав лихорадочно что-то искать. Через несколько минут с победным возгласом повернула экран ко мне.
– Вот он, Артём Викторов, сенатор штата Нью-Йорк! – на фотографии был тот самый мужчина, с жёсткими чертами лица и холодными, пронизывающими глазами.
Милена прочла вслух заголовок статьи: