Лорен продолжала крепко спать и, по всей вероятности, пробуждаться в скором времени не собиралась. Я поцеловал ее в висок, на ощупь достал вещи из шкафа, скользнул босыми ногами в кроссовки в прихожей и спустился в машину.

Улицы города, залитого утренним солнцем, были пусты, а весенний воздух еще дышал ночной прохладой. Я достал из бардачка шерстяной шарф и намотал его вокруг шеи в попытке согреться. Проехав по непривычно безлюдному мосту Вастерброн, я остановился в только что открывшей свои двери французской булочной, купил горячие круассаны и отправился в южный пригород Орста, где жила Малин.

– Сынок, что это ты так рано? – взволнованно спросила она, выйдя на порог в длинном красном свитере и леггинсах в розочку. – Еще и восьми нет. Что-то случилось?

– Нет, все хорошо, просто хотелось позавтракать в хорошей компании. – Я протянул бумажный пакет с проступающими жирными пятнами. С облегчением вздохнув, она улыбнулась и широко распахнула дверь, жестом приглашая внутрь:

– Заходи. Только тихо! Девочки еще спят.

Швеция подарила мне четыре сокровища, за которые я был ей глубоко признателен: нежаркое лето, сладкий ржаной хлеб, окна без занавесей и Малин. Когда нас было трое, мы без труда справлялись со своими родительскими обязанностями: Лорен отводила Лу в школу, я ее забирал, по выходным мы гуляли втроем, а если у нас появлялись дела, дочь следовала за нами. Однако, с появлением Софи нам никак не удавалось сохранить прежний ритм жизни. Когда усталость прочно поселилась в нашем доме, став пятым полноправным членом семьи, мы пришли к выводу, что нам нужна помощь. Элен дала Лорен номер телефона «мировой няни», пообещав, что она нам непременно понравится. Пожалуй, это был единственный раз, когда я оказался с ней в чем-то согласен.

Малин действительно понравилась мне с первого взгляда, и я почувствовал, что это было взаимно. Она оказалась из тех людей, которых я называл «без фильтра»: прямолинейной, честной и излагающей свои мысли без прикрас. Она говорила то, что думала, и действительно думала то, что говорила, – а это, пожалуй, то самое качество, которое я больше всего ценю в людях. Она очень любила детей и умела с ними обращаться. К девочкам она привязалась быстро и не чаяла в них души. Даже Лорен, которая очень скептически относилась к перспективе оставить своих дочерей незнакомому человеку, вскоре прониклась к ней всецелым доверием.

Малин была коренной стокгольмчанкой и в свои шестьдесят семь лет имела неиссякаемый арсенал житейских историй, которыми всегда была готова поделиться. В молодости она прожила несколько лет в небольшом городке в долине Луары, поэтому отлично говорила по-французски и радовалась возможности попрактиковать речь со мной. Каким ветром ее туда занесло – я так до конца и не понял, но подозревал неразделенную любовь, о которой она не спешила распространяться. Она всю жизнь проработала учительницей начальных классов, но несмотря на столь классическую профессию, ее жизнь таковой назвать было нельзя. Малин много путешествовала и, судя по ее рассказам, в лучшие годы вела довольно богемный образ жизни, не отягощая себя лишними обязанностями.

«Видишь вон ту банку с рисом?» – однажды спросила она у меня, указывая на стеклянный бочонок на кухонной полке, на три четверти заполненный белым рисом.

«Вижу».

«Так вот, я купила эту банку еще в студенческую пору. Каждый раз, когда я заводила нового любовника, я бросала в нее рисовое зернышко, и смотри на результат! Благо, в ней еще осталось место: передо мной как минимум добрых два десятка лет, как раз заполню до края», – непринужденным тоном сказала она.