И эти пятеро…

Сыновья что ли?

На столе очень много еды. Тарелки огромные. Появляется десерт вместе с мордастой Миланой. Аромат от суфле такой, что грибочки с мясом в моём желудке подвигаются, освобождая место для сладкого. Но я даже не намекаю, что хочу попробовать это чудное, воздушное кушанье.

Сидим в тишине. Милана ближе ко мне, она кидает недовольные взгляды. Парни пялятся на мою грудь,

Один дед спокойно смотрит в свой планшет и хмурит боярские брови.

Странно! Всё писец, как странно!

 Я понимаю, меня везут к Андрюше Шатуну, но могли бы объяснить что ли, почему не держат за рабыню, не кормят в отдельной каюте, не угрожают, не насилуют.

Или ещё не вечер?

Вздрагиваю от неожиданности. За панорамными окнами, где мгновение назад виднелся таёжный пейзаж, резко становится темно. Мы попали в какую-то туманность. Мгла настолько плотная, что в каюте воцаряется полумрак. А потом опять резкий свет яркого солнца за окнами.

У меня из пальцев выпадает вилка.

Я забываю о компании рабовладельцев за столом и во все глаза смотрю на представившийся пейзаж. Ничего не говоря, поднимаюсь ошарашенно из-за стола и делаю шаг к окнам.

Мы переехали в этот край всего пять лет назад. Я жила, в основном, в городе. Не изучала местную флору и фауну. Не знала я, что здесь есть заповедник реликтовых деревьев.

А потом меня поражает мысль, что такого быть не может.

 Чтобы не упасть, я рукой опираюсь на перекладину между панорамными окнами и пытаюсь всеми силами приподнять отвисшую челюсть.

За окнами растут секвойи.

Я подгибаю колени, чтобы взглянуть выше. Деревья на берегу гигантские. Они стоят плотной стеной и верхушками уносятся ввысь к облакам. Яхта и все на ней — просто игрушки на фоне невероятного леса.

Огромные янтарные стволы — сотканные воедино толстые брёвна. Они напоминают камни, облепленные охристой глиной, но не древесину. У оснований и гигантских корней нет веток. Вся кипарисовая хвоя находится под небесами. Но лес не кажется светлым. Между деревьями-монстрами растут огромные пушистые ели. И лес приобретает оранжево-зелёный цвет. Непролазная глушь, потому что у елей растёт папоротник, тоже немаленький.

– Вам нравится, Зоенька? – с усмешкой и ядом спрашивает Анатолий Борисович.

Не, мне нравится, только вот этого не может быть.

 – Секвойи растут в гористой местности на берегу Тихого океана, – выдаю замогильным голосом. – Есть ещё в горах Китая. Отдельные деревья в ботанических садах Крыма. Нет в России таких лесов.

 – Ты хочешь сказать, что мы не в России? – продолжает издеваться надо мной старик, и его ублюдочные отпрыски начинают смеяться.

 – Нет, – тихо отвечаю я, чувствуя настоящий липкий страх.

Потею. Ненавижу потеть, особенно холодным потом.

Я – заяц стреляный. У моего отца часто бывали проблемы. Бандитские разборки происходили порой даже в квартире. Последние, когда выкрали моих брата и сестру, были особенно отвратительны. Я уже перестала бояться чужой смерти и даже своей не особо пугаюсь.

Но меня выбивает в кромешный ужас всё противоестественное, необъяснимое и паранормальное. Марусенька любила колдовство и передачи про параллельные миры. Я же ослабеваю перед тем, что не могу объяснить.

Лес секвой. Штат Калифорния. Даже если бы я уснула в машине, когда дед Толя меня вёз с подпольной рабовладельческой точки, я не могла бы столько времени проспать, чтобы уехать так далеко. Да и что гадать! Ещё сорок минут назад перед этим обедом за окнами мелькали вполне русские деревни.

Чем ширнула меня эта богатая семейка?

Они же для развлечения купили меня. Живого человека для своих мрачных желаний. И что за эксперименты на мне ставили, что я вижу за окном лес, которого не существует?