Из карт нужно составить комбинацию. Самая сильная — “гора”. Шесть карт, все одной масти и по порядку. Самая слабая — “путник”, две парные карты разных мастей.

Ничего сложного. Но и простого тоже ничего. Тонкая игра на грани везения, блефа и подсчетов. Какая карта придет, какая выпадет сопернику, стоит ли менять или лучше оставить?

Первый круг — проверка. Проба сил. И своих, и чужих.

Наверняка Медведи играют редко и точно не в ройз. На посту, в сторожке на отшибе, режутся в короткие и тупые игры, или вообще кидают кости. Но на кону не пара золотых или кукареканье в кабинете ректора, а ее собственное тело, поэтому Томасина решила не спешить. Осторожнее надо.

Олаф еще сдавал карты, а в голову уже полезло всякое. Непрошенное. Например, как выглядит северянин за мгновение до того, как его выгнет от наслаждения? Как катится по виску крупная капля пота, высыхая по мере продвижения по горячей коже. как сильно его руки могут сжать упругую грудь, а потом…

Она глянула на Олафа украдкой и зацепилась взглядом за руку — широкая ладонь, длинные пальцы со сбитыми костяшками и мозолями от меча и поводьев. Почему-то сразу представилось, как эта рука сжимает плечо — нежное и округлое, принуждая к повиновению. Томасина с усилием отвела взгляд. Вот уж о чем надо думать в последнюю очередь. Иначе прижимать эта рука будет ее саму. За шею. К шкурам. От этой мысли низ живота снова точно огнем опалило.

Проклятое вино, все-таки она слишком много выпила. Бродящее в крови легкое возбуждение отвлекало, не давало нормально думать. Скинуть две карты или одну? Две слишком рискованно, но тогда есть шанс собрать “коня”.

Олаф сменил карты, приподнял бровь и выжидательно уставился на Томасину. Огонь в камине почти угас, и по голым плечам и груди северянина мягко скользили багровые отсветы, от чего тот стал похож на статую из красного гранита — грубую, но очень живую.

Томасина снова посмотрела на карты и скинула одну, заменила и с трудом удержала гримасу разочарования. Надо было менять две.

Олаф кивнул, и игра пошла дальше. Может, не будь Томасина столь осторожной, она бы смогла поймать удачу за крыло и разом взять круг на первой смене карт. Но она мялась, сохраняя в запасе “треногу” одной масти, и в итоге, на последней смене лота, Олаф скинул две карты, довольно хмыкнул и выложил перед носом Томасины того самого “коня”.

— Не плачь, детка, — Олаф сложил карты в стопку и не удержался, шутливо щелкнул южанку по носу. Та сморщилась, словно обиженный котенок, и послала к демонам. Боевая девочка, славная! Ей понравится то, что они для нее придумают.

Южанка действительно была забавной и сладкой, как сливки с медом. В горах таких не водилось, здесь девушки взрослели и грубели рано. И умнели тоже. А эта вроде и возрастом — пора под венец, и из клана благородней некуда, а по сравнению с подружками Олафа все равно что дитя. Вон глаза распахнула обиженно, как же, обыграли бедную.

Олаф поспешил уткнуться в чарку, чтобы скрыть довольную улыбку. Дежурства братьям-Медведям выпадали часто. Не то чтобы в селении всерьез опасались налета, просто за дорогой положено приглядывать. Заняться в дозоре особо нечем. Из дерева и кости резать, стрелы чинить и в карты перекинуться. Карточные игры были в ходу самые разные. Ройз они с братом считали простым. Куда интереснее разложить партию в “Кольчугу героя”.

Шельмовать Олаф тоже умел, но тут даже не пригодилось: птичка настолько боялась проиграть круг, что проиграла лот. И теперь хлопала ресницами, пытаясь понять, как ее угораздило.

Олаф кивнул Холегу, чтобы тот сдавал второй лот. Встал, стащил с лавки песцовое одеяло. Зверей поймали прошлой зимой, так что мех был богатый и мягкий. Кинул на пол к остальным шкурам — не скрываясь, прямо на глазах у южанки. Пусть понервничает. Тот, кто дергается — ошибается чаще.