Африканский публицист Баффур Анкома писал в статье под характерным заголовком «Бич трибализма»: «За годы независимости нигерийцы-северяне монополизировали власть до такой степени, что сегодня кажется, будто бы существует неписаный свод законов, который утверждает, что вам следует быть северянином, чтобы стать президентом страны».

В Республике Кот-д’Ивуар, по словам публициста, президент Ф. Уфуэ-Буаньи считал себя и своих соплеменников бауле «божественными правителями страны». Но, подчеркивал Баффур Анкома, «еще более мрачное положение мы видим в Гане. Эве составляют лишь 6 процентов населения. Тем не менее, они столь успешно монополизируют власть, что без эве в стране ничто не делается»[67].

Такие властные этнические монополии – одна из причин обострения межэтнических отношений в странах третьего мира.

Каждый полиэтнический конгломерат обладает собственной динамикой развития. Одни из них распадаются, возникают новые. Сосуществование в одном сообществе архаичных по структурам и культуре народов, сцементированных верованиями псевдоэтносов, народов, еще не изживших древних племенных структур, и, напротив, народов, уже консолидировавшихся в нации, – это отнюдь не механическое их соседство, а сложный многосторонний, развертывающийся по разному на разных уровнях процесс.

Исторически между этносами устанавливалось противоречивое взаимодействие, причем неравномерность их развития является предпосылкой для возникновения отношений неравенства, господства и подчинения.

Во многих районах мира в конгломератах сохраняются этнические группы, донесшие до современности крайне архаичные жизненный уклад и формы социальных отношений. Как правило, их численность невелика, они живут семейными или клановыми группами, часто в подчеркнутой изоляции, иногда в симбиозе с соседями – крестьянскими общинами господствующей в данной местности этнической группы. На Шри-Ланке – это ведда, в Южной Африке – нама, в Экваториальной Африке – пигмеи. В России насчитывается около 30 народностей Севера, Сибири и Дальнего Востока, находящихся на грани вымирания. В Северной и Южной Америке – это различные индейские племена. Это в полном смысле слова народы-парии современности, историческая судьба которых трагически несправедлива.

Среди этих народов синдром недоверия к внешним культурным веяниям бывает особенно силен. Противодействие агрессивному натиску современной американо-европейской культуры тем энергичнее, чем отчетливее ясна для сторонников замкнутости органическая взаимосвязь культуры, образа жизни, социальных структур и отношений, этнического своеобразия, чем больше их боязнь цепной реакции в случае необратимых перемен в какой-то одной из этих областей под чужеродным воздействием. К тому же, если крупный этнос способен выйти из такого испытания обогащенным, поднявшимся на более высокий уровень общественного сознания и экономического развития, этнос малочисленный часто оказывается перед лицом катастрофы, когда под вопросом – само его существование.

Туарегов, кочевников Сахары, насчитывается свыше миллиона человек, однако лишь в Нигере и Мали они образуют заметную часть местного населения, соответственно около 600 тысяч и примерно 300 тысяч человек. В Алжире, Ливии и Буркина-Фасо их меньше ста тысяч. Исторически вытесненные в зону, отличающуюся исключительно трудными условиями существования, туареги превосходно приспособились к природе пустыни и сумели создать своеобразный жизненный уклад, оригинальную культуру, прочные социальные структуры с жесткой иерархией, профессиональными кастами. При колонизации зоны их расселения французы натолкнулись на ожесточенное сопротивление, которое до конца так и не было ими сломлено. Но уже в те годы военного противостояния общество верблюдоводов-кочевников претерпело значительные изменения: исчезли традиционные союзы племен, знать подверглась физическому уничтожению и ее политическое влияние ослабело, вырос общественный вес религиозных лидеров, а также вольноотпущенников, вчерашних рабов.