Характерно, что население Ганы отличалось довольно значительной подвижностью, что свидетельствовало о здоровом климате межэтнических отношений. В тот или иной период жизни изменяли местожительство 41,6 процента из 6711 тыс. жителей республики в 1960 г.[64]

Столь оживленные миграционные процессы не могли не способствовать культурному сближению различных этнических групп страны. Составители обзора отмечали, что из общего числа грамотных свыше 66 процентов грамотны на чви или фанти, которые взаимно понятны. Они считают знаменательным тот факт, что на этих языках читают и пишут заметные группы людей в других языковых группах. На одном из этих языков пишут и читают 8,1 процента грамотных гаадангбе, 5,5 процента грамотных эве, 25,9 процента грамотных груси, практически все образованные гуан.

«Таким образом, – отмечали авторы обзора, – акан занимает выдающееся положение как наиболее важный язык общения среди зарубежных родственных и собственно ганских племен»[65].

Очевидно, ни один из народов Ганы не существует в изоляции, а тысячами нитей связан с соседями и развивается в теснейшем взаимодействии с ними. В сущности, отдельные этносы Ганы сращены историей в сложный по структуре конгломерат.

Подобные национально-этнические сообщества характерны и для многих других стран Азии и Африки. Но не только для них. В иной форме они существуют также в Европе и Америке, как Северной, так и Южной. Л. Н. Гумилев в одной из своих статей отмечал: «…отдельные народы не изолированы друг от друга, но образуют как бы этнические «галактики», в которых общение, даже для отдельных особей, гораздо легче, нежели с обитателями соседней «галактики» или иной суперэтнической целостности»[66].

Такие образования – древнее явление. В течение веков этносы сосуществовали в единых экономических системах, где хозяйственная деятельность каждого из них была важна для благополучия всех. На огромных территориях возникали и разрушались надэтнические по своему характеру сообщества. Часто лишенные политической надстройки, они были обязаны своей относительной устойчивостью заинтересованности различных по языку и культуре народов в сотрудничестве. Некоторые из этих конгломератов сложились века назад. В частности, еще в глубокой древности в Западной Африке возник конгломерат, который охватывал скотоводов и земледельцев, «племена» рыбаков, касты ремесленников, внутри которого мясо и молоко обменивались на зерно и корнеплоды, продукты – на соль, привозимую караванами из Сахары.

Но конгломераты зарождаются и в наши дни. В зоне Персидского залива, на Аравийском полуострове за несколько десятилетий после Второй мировой войны образовались своеобразные полиэтнические сообщества.

Что еще, помимо собственно экономических причин, цементировало такие конгломераты? Конечно, общность цивилизации, складывавшаяся в результате взаимодействия народов полиэтнического конгломерата. У такого взаимодействия бывало немало помех, но его важность столь велика, что народам удавалось преодолевать эти помехи, какого бы свойства – культурного, религиозного, политического – они ни были. В сущности, динамичному, сильному этносу органически присуща тенденция к «открытости» в отношениях с соседями. «Открыты» его культура, его духовная жизнь, само общество. Но всегда до определенного порога, за которым усвоение «чужой» культуры сменяется ее отторжением. Ведь каждой этнической группе свойственно и стремление к утверждению собственной индивидуальности, собственной культурной и духовной самобытности. Взаимодействие в сознании этноса двух противоположных установок – на «открытость» и на «замкнутость» – во многом определяет, какая атмосфера – сотрудничества или враждебности – начинает преобладать в его отношениях с соседями.