– Ну, как тебе тут? – спросила она тихо.

– Необычно, – признался я. – Я впервые на таком.

Она улыбнулась.

– Тогда держись за меня. Я буду тебе все объяснять.

Яэль и остальные женщины подошли к столу и стали по очереди зажигать свечи и произносить слова молитвы.

Все замолчали.

Я посмотрел на Лею.

Она тоже смотрела на свечи, но краем глаза заметила мой взгляд.

– Шаббат – это пауза, – прошептала она.

– Пауза?

Она кивнула.

– Мы живём в мире, где всё всегда движется. Бежит. Торопится. А в Шаббат мы останавливаемся. Мы перестаём создавать, перестаём менять реальность. Мы просто… находимся в ней.

Я смотрел, как пламя отражается в её глазах.

– И зачем?

Она чуть улыбнулась.

– Чтобы почувствовать, что у нас всё уже есть.

Потом кто-то включил интернет-трансляцию.

На экране появился учитель, и все, кто был в комнате, начали петь. По экрану побежали буквы иврита.

Я не знал слов.

Не понимал языка.

Но когда они запели, я вдруг почувствовал, что всё на своём месте.

Как будто это было частью меня.

Как будто я уже слышал эти мелодии.

Я не пел.

Но слушал, впитывал, запоминал. И мне стало очень спокойно.

После было что-то вроде праздничного ужина. За столом говорили о многом.

Но не о новостях, не о проблемах, не о политике.

Говорили о душе, о смысле, о будущем.

Один из гостей рассказывал о ретритном центре, который он строит на Коста-Браве.

– Это место будет для всех, кто хочет прийти к себе, – говорил он, наливая вино. – Для тех, кто ищет.

– И таких становится всё больше, – заметил кто-то.

– Потому что время пришло, мир меняется.

Я слушал.

И почувствовал: эти люди заботятся не только о себе.

Они не просто хотят личного счастья, хорошего дома, удачи в делах.

Они думают о других.

О мире.

О чём-то большем, чем просто их жизнь.

Я не знал, что сказать.

Но чувствовал, что мне здесь хорошо.

Йосеп внезапно посмотрел на меня, улыбнулся.

– Ты как?

– В смысле?

– Твой первый Шаббат.

Я сделал глоток воды, почувствовав, как внутри трепещет что-то тёплое.

– Честно? – спросил я.

– Конечно.

Я посмотрел на свечи, которые ещё горели.

– Я впервые чувствую, что всё правильно.

Все за столом замолчали на секунду, а потом улыбнулись.

Как будто они это знали.

Когда гости разошлись, Яэль провела меня в маленькую комнату.

– Это твоя спальня, – сказала она.

Я огляделся.

Небольшая, но уютная.

На стенах – фотографии, детские рисунки.

На полке – книги.

Я понял, что это чья-то бывшая детская комната.

Я лёг на кровать.

И впервые за долгое время почувствовал, что я дома. И заснул таким безмятежным сном, каким не спал все это время со дня приезда в Испанию.

Когда я проснулся, квартира была пустой.

На кухне лежала записка.

«Я в Еврейском музее. Приходи, вместе позавтракаем. Лея»

Я улыбнулся.

Утро казалось идеальным.

Солнце светило ярко, и я, выйдя из дома, на секунду зажмурился от удовольствия. Январь. Плюс пятнадцать градусов. Решительно есть за что полюбить Испанию.

Мы встретились в кафе у музея. Лея уже сидела за столиком, обернувшись в свой ярко-красный шарф, и махнула мне рукой.

Мы заказали капучино с круассанами.

Я откусил тёплый, рассыпчатый круассан, наслаждаясь тишиной и видом узкой улочки.

Лея улыбнулась.

– Ну как тебе вчерашний вечер?

Я кивнул, глотнув кофе.

– Круто! Я даже не думал, что можно так… классно проводить время с незнакомыми людьми.

Она чуть улыбнулась, но не успела ничего сказать – зазвонил мой телефон.

Мама.

– Привет, мам.

– Да.

– Да.

– Гуляю.

Я старался звучать спокойно, но, наверное, звучал слишком холодно, потому что, как только я закончил разговор, Лея спросила:

– Как у тебя с родителями? Они тебя понимают?

Я замялся.

– В целом да. Но… есть нюансы.