Душа. Часть 1 Анастасия Аксемова

I

Закатное солнце окрасило небесный свод в сочные, рыжие тона. Крыши многоэтажек вытягивались в необъятные просторы этого высокого океана. Они, словно могучие деревья, вырастали из пыльной земли, пропахшей выхлопными газами и табачным дымом. Между зданиями раскинулись перекрестки горячих дорог, обкатанных тысячами шустрых колес.

Н., давно привыкшая к вою сигнализаций, бензиновой вони и неблагоприятной городской среде, направлялась в сторону остановки. Мимо нее с грохотом мотора промчал мотоцикл. Громкий звук вдарил по барабанным перепонкам, словно палка по металлической батарее. Оттого девушка нервно дернулась и с раздражением фыркнула. Злоба подкатила к горлу, но Н. смогла сдержать преступный возглас.

Ее деревенская душа порой играла с ней злую шутку. В отличие от городских жителей, ей было не в тягость высказать свое недовольство прямо в лицо собеседнику. Это обуславливалось и недавним нервным срывом, прогрызшего в ее душе болючую дыру.

Сама она порой замечала неприветливость своего характера и была крайне им недовольна. Несколько обстоятельств довели девушку до состояния агрессивного добермана, готового укусить каждого, кто взглянет в его глаза. Однако исправить положение ей не давала крайне причудливая личность, о коей она и вовсе думать не желала.

Н. ускорила шаг и добралась до места назначения. Стоит пояснить, что остановка располагалась на добротном расстоянии от центра. Все потому что встреча была назначена с особым уговором. Он заключался в привлечении людского внимания, а именно никто из живых существ не должен был видеть ни Н., ни назначителя свидания.

Он самый как раз показался из-за поворота. Троллейбус рода «АКСМ», тогдашнего «БКМ», успешно прошел через стрелку и завернул на второстепенную дорогу. Солнечный свет коснулся его голубой мордашки, заглянул в лобовое стекло, не найдя за ним ни человека. Лучи упали на белый бок машины и прошлись по коричневым стеклам, осветив уютный салон.

Двенадцатилетний троллейбус, именуемый 7-м, по обыкновению подкатил к остановке и распахнул переднюю дверь. Он приглашал Н. в свою кабину, ничего не опасаясь и вовсе не боясь. Девушка же взволнованно вздохнула и, поправив волосы, двумя волокнами окрашенные в бирюзовый, поспешила оказаться внутри.

Ее повседневная клетчатая рубашка скрылась в ультрамариновой тени и вскоре пропала из виду. Дверь троллейбуса вернулась на законное место, с башмачков слетело несколько ярких искр, и он тронулся. Тронулся и ускорился с характерным гулом, напоминающим взлет современного воздушного аппарата.

Н. осторожно опустилась на водительское сиденье и робко проговорила:

– Здравствуй, дорогой.

Ею был уловлен удовлетворительный выдох и нежные слова, исходящие от самой души «неодушевленного» объекта.

– Доброго вечера, дорогая! Приятно, что ты согласилась на встречу. Признаюсь, мне даже неловко отвлекать тебя от важных дел…

– Ты говоришь об учебе? – не поняла Н. – Нет, честно, она не стоит твоего беспокойства! С ней порядок. Тем не менее меня интересует нечто иное. Спросить, к примеру, как твое самочувствие в данный момент времени?

– О, все хорошо, – ответил 7-й. – Гораздо лучше, чем у старика 6-го. Он нынче страшно болен…

– Мне это известно, – с легкой грустинкой в голосе промолвила девушка. – Я соболезную.

– Да, время неизбежно берет свое. От этого не сбежать, как бы не старались, – сказал троллейбус. – Но мы не думаем о возможной потере. Мы лишь живем и понимаем. Тем не менее мне не стоит продолжать. Лучшим вариантом будет поинтересоваться твоим состоянием. Морально ли, физически… быть может, не здоровится? Ты выглядишь неважно.

– Да, это так, – согласилась Н. – Знаешь, мне неприятно… То есть, неприятно ощущать изменения, происходящие со мной. С приходом «Горожанина» все поменялось… Нет больше той беззаботной, счастливой девочки. От нее остался лишь огрызок прошлого. Теперь же это колючий комок нервов. И оттого мне больно. Так тяжко переживать необратимые перевоплощения в ключе личности!

7-й призадумался. Он даже слегка замедлил ход, казалось бы, размышляя. Но то было не совсем так: троллейбус заметил светофор поодаль и поспешил остановить громоздкий механизм.

– Очень жаль, что так сложилось, – наконец выдал он. – Тебе следовало бы утихомирить разбушевавшееся сердце и дать волю логике. В конце концов, общение со 105-м рано или поздно станет необходимой частью твоей повседневности.

7-му вдруг пришло осознание. Слова его собеседницы касались ее самой, а он тут разглагольствует совсем по иному поводу. Потому он оправился:

– К тому же я считаю, что личность неординарна и ей свойственно меняться, как это подобает временам года. Да, изменения в худшую сторону могут случиться из-за многих несчастий, но вернуть все на круги своя и направить себя на правильный путь поможет желание.

– Не думаю, что это так, – отвергла Н. – Да, может показаться, что нужно лишь захотеть и тогда все легко перевернется. Но в таком случае я вижу обратный исход. К примеру, что если страстно желать бросить курить? Человек, стремясь за целью, станет спотыкаться и падать со ступеней все ниже и ниже. Его зависимость будет просить согрешить вновь и вновь. Также и личность – она начнет гнить сильнее по мере предотвращения ее недостатков. Мое мнение все-таки нерушимо: приобретенный характер невозможно изменить, а уж тем более если в нем виновата травма. А она порой бывает сильна и больна.

– Не хотелось бы спорить с тобой, дорогая, – вновь выдохнул 7-й, подражая человеческим эмоциям. – Хотя предаться философии по такому поводу было бы весьма кстати.

Он немного повременил, дав слово своей даме, но не так и не дождался от нее ответа. Ему показалось, что она расстроилась, не получив должного соглашения. Ее ручка едва ли касалась руля, а пальчики слабо подрагивали. Кажется, ей весьма неприятно говорить на такую тематику; спор о личностных изменениях вызвал у нее волнение. Потому троллейбус постарался успокоить девушку:

– Не стоит переживать так сильно. Я уверен, несмотря на все невзгоды в нас сохранится любовь! Обещаю обожать тебя такой, какая ты есть. Твое сломленное духовное здоровье не разорвет прочную нить чувств, которые я способен проявлять к тебе и твоему сердцу. Ты навеки в моей душе, о, солнце!

Н. крепче сжала пальцы на баранке, почувствовав ласку со стороны машины. Учитывая ее не лучшее положение, 7-й оставался также мил, как и раньше. Он не ревновал ее к «Горожанину», не упрекал при нервных вспышках, не ругал за лишнее слово… Он просто любил, и любил искренне.

Но было весьма жаль, что такое доброе, прекрасное создание рук человечьих вскоре могло пойти по стопам старика… Допустив прискорбную мысль, девушка крякнула и вдруг в порыве нежности произнесла:

– Спасибо тебе, рогалик! Кто бы смог принять меня в таком состоянии? Кто, кроме тебя? Я человек болезненный, ты знаешь. При том я человек сентиментальный. Порой это качество сильно влияет на адекватность моих эмоций…

– Вот как! – усмехнулся троллейбус. – Да, оно так. Я давно приметил в тебе эту слабость. Но я скажу лишь одно на сей счет… Коли сомневаешься в собственной адекватности, прошу поглядеть на 70-го. Присмотришься к нему и в миг поймешь, кто из вас двоих сумасшедший.

– О, этот немецкий «Мерседес»? – вспомнила Н. – Да, при мысли о нем даже не навязывается сравнение. Ты прав.

– К тому же неизвестно, что на уме у негодяя, – сказал 7-й. – Может быть, у него тот же нервный срыв, а, быть может, и… Знаешь… лучше не «трогать» этакую личность, дабы не обзавестись лишними проблемами. Не стоит смотреть в глаза хищнику, заранее зная о его нападении. Ты не станешь похожей на него, я не сомневаюсь. Но прошу не равнять себя с ним и не изводить милый организм до подобного состояния. Кто знает, какова она, истинная ярость…

Мимолетным взглядом можно было заприметить яркое, желтое пятно, гордо движущееся по направлению к влюбленным.

Автобус 70-го маршрута, как раз-таки являющийся тем самым режущим пятном, был недоволен несколькими факторами. Во-первых, жаркая погода так и не улетучилась по итечению дня. Во-вторых, мотор, не выдерживая зноя, беспокоил не меньше остального. Его шалости раздражали настолько, что автобус был готов ослушаться собственного управленца и поспешить в депо. Отключившись там, 70-й потеряет чувство режущей боли, а, быть может, потеряет и…

Он прислушался к ощущениям. Солнце обжигало его передний бампер, катилось по крыше и частично попадало на полосы, ровно выведенные мастерами по покраске. На заметку примем его отличительную особенность, а именно серые тона всех вышеперечисленных деталей. Так вот, они находились в состоянии полной астении.

Вечерняя духота так сильно повлияла на механизмы автобуса, что, казалось, у него вот-вот случится обморок (то с ним происходило неоднократно, и сопровождалось невыносимой болью в области мотора).

Жара. Эта мерзкая жара! Она подобала зною в том далеком лете… И что-то было в нем… Что-то душное, грозное, жестокое… И всё те же потемневшие деревья колыхались на слабом ветру, всё те же облака плыли по синему океану, всё те же машины, дорога, тротуары, здания…

Где-то в отдалении, за пределами сознания, послышался треск ломающегося металла. Едва различимый, он имел свое место под стать напряжению.