Это было несомненное подтверждение. Белые нашли то, что искали. И это "что-то" было настолько ценным в их глазах, что они готовы были растоптать самые торжественные клятвы и выгнать целый народ с его исконной земли.

Давление на индейцев усилилось мгновенно и резко. Если раньше армейские патрули лишь изредка показывались вблизи резервации и на границе Священных Земель, то теперь они стали привычным зрелищем. Солдаты в синей форме, возглавляемые сержантами с усами и суровыми лицами, объезжали периметр резервации, словно надзиратели, следящие за заключенными. Они останавливали индейцев, покидающих лагерь даже для сбора хвороста или охоты на мелкую дичь на разрешенной территории, досматривали их, иногда отбирали скудную добычу или инструменты под надуманными предлогами.

На подходах к Священным Землям, даже на значительном расстоянии от них, были выставлены армейские пикеты. Любой индеец, осмелившийся приблизиться, останавливался, ему приказывали немедленно вернуться. Несколько молодых воинов, попытавшихся возразить или пройти, были избиты или арестованы и увезены в форт. Угроза, о которой говорил Агент Абернати, стала осязаемой реальностью. Армия встала на защиту жадности.

А затем начали прибывать старатели и горняки. Они приезжали в фургонах, на повозках, верхом. Это были грубые, шумные люди, с лицами, обветренными и жадными, с кольтами на поясах и лопатами в руках. Они везли с собой инструменты, палатки, виски и уверенность в своем праве брать все, что найдут. И за ними, всегда рядом, следовали армейские отряды – эскорт, защищающий их от "враждебных дикарей".

Быстрый Лис видел один из таких караванов, когда вместе с другими мужчинами наблюдал из укрытия за дорогой, ведущей к Пикам Духов. Десятки фургонов, сотни людей, лошади, мулы, груженные припасами. И солдаты – много солдат, едущих впереди, по бокам и позади. Они выглядели готовыми к бою, с винтовками наготове. Это было зрелище, от которого внутри все сжималось. Против такой силы, казалось, нельзя выстоять.

Он видел, как белые, не таясь, прокладывают дороги, вырубают деревья, ставят свои палатки и строения на земле, которую его народ считал священной. Видел, как их лошади топчут траву, как они роют землю в поисках блестящих камней или черной жижи. Каждый такой акт был пощечиной, оскорблением, осквернением. Они не уважали Землю, не видели ее живой, видели лишь то, что можно выкопать и продать.

«Они как саранча», – прошептал один из старых воинов рядом с Быстрым Лисом, его голос был полон отвращения. «Жрут все на своем пути, не думая о завтрашнем дне. Не думая о том, что останется для других».

В резервации царило уныние. Слухи о жестокости солдат и жадности старателей распространялись быстро. Женщины плакали, мужчины сидели, ссутулившись, чувствуя свое бессилие. Вожди проводили бесконечные советы, но не могли найти выхода. Отправлять новые делегации в форт или Агентство было бесполезно – их либо не принимали, либо отвечали угрозами. Писать в Вашингтон? Их слова тонули в бюрократических коридорах, в отличие от золота и нефти Кроуфорда.

Напряжение росло с каждым днем. Молодые воины, как Быстрый Лис, с трудом сдерживали ярость. Они видели, как их земли, их наследие, их будущее отбирают на их глазах, а их самих унижают и загоняют, как скот.

«Мы не можем просто сидеть!» – горячо говорил Быстрый Лис своим сверстникам. «Мы должны что-то делать! Мы должны сражаться!»

Но большинство было сломлено. «Сражаться против кого, Быстрый Лис?» – отвечали они. «Против винтовок, пушек, тысяч солдат? Они сотрут нас в пыль. Мы слишком слабы, слишком малочисленны. И мы разобщены».