И тут я вспомнил почему-то, как одна девушка, с которой мы лежали в постели после бурной ночи, проводя пальчиком по моему голому животу, вдруг заглянула мне в неискренние глаза и спросила:

– Ты каким животным хотел бы стать в следующей жизни?

– Ну… Наверное, собакой, – ответил я тогда.

– То есть ничего не хочешь менять? – сказала она, а я только рассмеялся. Ну вот что такое могла знать тогда про меня эта девушка, с которой мы уже давно расстались?

В этом подъезде жили и другие собаки, вернее, хозяева со своими собаками. Проходя мимо моего логова, и те и другие натягивали поводок и мерзко рычали. Но одна собака никогда этого не делала, а просто с гордостью проходила мимо меня к двери подъезда, ведя за собой свою хозяйку. Однажды, когда они обе вернулись с прогулки и стояли на первом этаже в ожидании лифта, я услышал как хозяйка собаки была вынуждена вступить в душещипательный разговор с незнакомой женщиной, которая тоже зашла в подъезд и не очень хорошо говорила по русски:

– Собака не будет есть меня?

– Не будет.

– Это женщина?

– Да.

– Старая?

– Ну, взрослая уже.

– Без порода?

– Да.

– Я тоже без порода. Тоже старая…

На следующий день нерусский человек-дворник выгнал меня из подъезда, правда сделал это как-то стыдливо, мол жильцы жалуются. Я отнёсся с пониманием к его просьбе и снова оказался на улице на нелегальном положении. Ко мне вновь вернулась обида. Непонятно на кого. Видимо, на какого-то матёрого сценариста и невероятно хитрого продюсера, похожего на вершителя всех судеб. И мне казалось, что он даже знает про эту мою обиду. Но самое обидное было ощущать себя никому не нужным. Я был довольно крупной собакой агрессивной породы и видел, что многие другие собаки и люди боялись меня. Вернее, не меня, а моего нового творческого образа. Человеком я был, может быть, не слишком породистым, хоть и с образованием, а вот собакой мне довелось быть одной из самых уважаемых и сильных пород. Только бездомным. Может стоило поискать себе какого-нибудь хозяина или хозяйку, чтобы потом тоже гордо натягивать поводок? Или окончательно озлобиться и сдохнуть?

Но я помнил и других собак. Мне вспоминались визиты к знакомым, у которых дома жила собака. Я видел, как эта собака превращалась в один большой комок радости и запрыгивала чуть ли не на шею своему хозяину. Кажется она могла зализать его лицо до дыр. И глаза уставшего с дороги человека начинали светиться любовью и брызгать искрами счастья. Иногда я так заряжался этими искренними эмоциями, что мне было трудно возвращаться к своему образу циника и повесы. И вообще, возвращаться…

Теперь пробегая по улицам в направлении ближайшей помойки, я для конспирации придумал выдавать себя за потеряшку, которая ищет своих хозяев. Наверное, я был слишком большим и целеустремлённым, потому что никто из ведомых за руку и шедших навстречу детей, увидев меня, не попросил родителей: «Мама, я хочу такую собачку!» Так было действительно лучше, чем уныло сидеть в какой-нибудь дворовой песочнице и раздражать мамаш с детьми. А потом уныло таращиться на проходивших мимо людей, выдавая своё грязное тело за очередную брошенку накануне зимы. Да, зима была уже скоро. Прямо хоть объявление давай: «Отдамся в хорошие руки».

Кстати, я даже пытался, взяв в зубы палку, писать ею на песке надписи типа «Я – человек», пытался из найденных палочек и веточек складывать разные слова прямо на тротуарах и во дворах панельных многоэтажек. Сам потом смеялся над этой своей глупой затеей. Получалось плохо и неровно, или люди мне не давали закончить своё письменное высказывание и говорили, показывая на меня: «Смотри, как собака смешно играет с палочками, но это опасная собака, ты к ней близко не подходи!».