– Интересно, а если бы я сказал, что соскучился по бабушке?

Меня согнуло пополам от хохота. Я даже представить не могла, что такой прожженный бородатый мужик может скучать по бабушке.

– Вот, вот. Так бы все и ржали надо мной. Слушай, а ты никогда не врешь?

– По мелочам – никогда.

Мне стало грустно. Говорить больше не хотелось. К счастью, мы уже дошли. Промокли мы не сильно, а к приезду машины и вовсе успели привести себя в порядок, и я спокойно покуривала на крыльце, когда подъехал грузовик. Дождь разошелся не на шутку, и мой вид вызвал некоторую зависть и раздражение у промокших до нитки товарищей, которые проклинали все на свете: и картошку, и погоду, и Стаса, и себя, за то, что не пошли с нами. Когда они просочились в узкую дверь, я осталась одна на крыльце.

Сплошная стена дождя окружала меня с трех сторон, сумерки отрезали от мира. Чувство огромного, бесконечного одиночества наполняло меня, но оно не было болезненным и щемящим, оно было скорее сладостным. Я ни о чем не думала, просто слушала дождь. Он успокаивал, баюкал, боль уходила. Никого не хотелось видеть. Не тут-то было. На крыльцо вышел Семен. Мы лениво перебрасывались ничего не значащими фразами:

– Интересно, аванс сегодня будет?

– Дадут, когда магазины закроются, во избежание беспорядков.

– Ну, это будет большим свинством. В магазин зефир привезли, бело-розовый.

– Значит, договорились: полкило зефира и бутылка шампанского.

– Идет, плюс Мышка с Багирой.

– Тогда с моей стороны – Шуренок с Анной.

– А с ними – Таня, а с ней – историки. Это уже тянет на коллективную пьянку.

– Не бойся, историки нам не угрожают. Они уже получили свой аванс. Видела, как они с ведром прошуршали мимо?

– Разве не на колодец?

– В сельмаг. «Бормотуха» там по рублю. Впятером по два рубля скинулись – ведро «бормотухи». И девчонок наших, я думаю, уже пригласили.

Тут на крыльцо выбежал Бек, и, тоже громыхая ведром, на ходу бросил:

– Там аванс дают.

Семен хмыкнул:

– Пацан все плохое на лету схватывает!

Мне стало обидно за Бека:

– А он и хорошее на лету схватывает.

– Понял. Персона нон грата. Больше не задеваю.

Мы вошли внутрь старенькой заброшенной школы, где располагался наш ударный отряд, и обомлели: наш непорочный Стас, совершенно косой, отсчитывал всем по трешке и с трудом бормотал:

– Я, конечно, ничего. Если против простуды, то можно. Но если кого пьяным увижу…

Дальше слов у него не было, он только грозил пальцем, поднося его так близко к носу, как будто рассматривал, что это у него выросло. Ко мне подошла Багира и заговорщически зашептала:

– Собираемся в сарае, где парты, после ужина. Бек ведро берет. А историки отдельно, они сегодня дадут жизни. Специально Стаса от простуды полечили.

Мне стало неловко:

– Ты ведь знаешь, я такую дрянь пить не могу. Лучше я здесь с Шуренком и Аннушкой посижу, шампанского бутылочку разопьем. А с такой выпивкой нам и прятаться не нужно. А в сарае холодно.

– Ну, как знаешь. А мы с Мышкой пойдем. В компании веселее.

Я попыталась повлиять на ее решение, и мне это почти удалось:

– Ладно. Скучно станет, приходите. Кстати, Семен сказал, что, если ты останешься с нами, то и он присоединится.

Багира заколебалась, но не сдалась.

– Нет, неудобно. А Мышка? Лучше уж вы приходите к нам. Все равно Шуренок будет с Аннушкой целоваться, а вам скучно будет.

Вернулся из магазина Семен, подошел к нам.

– Ну, как, договорились?

– Не хотят от коллектива отрываться. Я обещала, что мы тут посидим, а потом присоединимся.

Багира доверчиво смотрела на Семена, и он нашел выход из положения.

– У меня есть предложение. Дождь кончился, маленько просохнет, пойдем в сад. Я там место для костра присмотрел. Картошки напечем. Тебя после сарая отогреем. Я бы с вами, но деньги уже потратил, а на хвост садиться не хочется.