– Все.

– Ну, ты даешь! Всех разбросала. Ну, я – ладно. У нас с тобой ничего не было, а с ним-то как? Неужели ни о чем не жалеешь?

Мне стало и смешно и грустно: ну, до чего мужчины – примитивный народ! Ему жутко хочется узнать, «было-не было», а прямо спросить – куда там! И я ответила прямо:

– Жалею. Что не было у меня с ним ничего. Только об этом и жалею. Ты прости меня, я думала, у тебя за лето все прошло.

– Не прошло.

– Вижу. Не надо.

– Нет, надо. Я все лето тебя рисовал, по памяти. На стены развешивал и смотрел. А ты…

– Говори, говори. Давай, наговорим друг другу гадостей, и легко разойдемся. Чур, ты первый!

– Извини, я просто псих. Давай руку. Друзья?

Я протянула руку:

– А у тебя получится?

– Попробуем. В крайнем случае, будем мирно сосуществовать.

Радости моей не было предела:

– Вот это по-нашему, по-бандерложьи!

– Не льсти, женщина, не буди во мне зверя!

Бек уже шутил, значит, взял себя в руки. Все-таки он классный парень, и я даже пожалела, что не люблю его. Как бы все было просто!

Мы вернулись к костру, Бек присоединился к компании, налил себе водки, и через минуту его громкий голос, рассказывающий что-то неприличное, и его раскатистый смех уже перекрывали всеобщий гам и смешки. Он был в ударе, а это означало, что у него мрачное настроение.

Я подсела к Багире. Она покосилась на Бека и участливо спросила:

– Что, семейная сцена?

– Ага, сплошной Шекспир.

– «Укрощение строптивой»?

– «Отелло», сцена в спальне.

Багира поддержала мой тон:

– И он не убил тебя, потому что ты – атеистка, и отказалась молиться?

– Наоборот. Исповедовалась в грехах по полной программе. А сюжет этого не предусматривал.

– И что Отелло?

– Был великодушен. Отпустил грехи, и меня вместе с ними.

Багира облегченно вздохнула:

– Ну, и слава Богу!

Совсем рядом раздался голос Семена, весьма глубокомысленно изрекшего:

– Девчонки, я не в теме. Но, по-моему, по этому поводу нужно выпить!

Я быстро протянула кружку, он налил, не жалея. Я, переглянувшись с Багирой, нагло заявила:

– Чур, я первая!

Это был давно отработанный прием. Когда выпить было проще, чем отказаться, мы просили налить нам с подругой в одну посуду. Я брала кружку первая, мочила в ней губы, шевелила кадыком и громко крякала, после чего быстро передавала кружку Багире, которая легко ее осушала. Почему-то алкоголь ее не брал вообще. Загадка природы. Зато легко продолжился разговор с Семеном, который, они, видимо, вели до меня.

Семен рассказывал о своем любимом поэте, ленинградце Викторе Сосноре. Он цитировал его с чувством и артистизмом, стихи завораживали безукоризненной формой и какой-то особой мелодичностью. Багира не спускала с него восхищенного взгляда, и меня это насторожило. Все знали, что предмет ее восхищения женат. Мне захотелось немного развеять очарование современного декаданса, и я ввязалась в бессмысленный литературный спор. Неожиданно небо стало светлеть, и все вспомнили, что скоро на работу.

Утром, помятые и не выспавшиеся, мы ползли, скрючившись, по борозде. Багира ухитрялась все время оказываться поблизости от Семена, пытаясь привлечь его внимание.

Я хмурилась. В какой-то момент мы поравнялись с ребятами, и я услышала голос Семена:

– Чего это ты сегодня такая хмурая?

– Спать охота. А ты чего вдруг разговорился? То молчал, молчал…

– Слушателей не было.

– Смотри, не очень-то слушателя своего приручай. Ты – мужчина из себя видный, мозги компостировать умеешь. Один минус – женатый. А Багира – девушка наивная, смотри, поосторожнее…

– Спасибо, что напомнила мне о моем женатом положении. Кстати, мы с Багирой сегодня вечером в самоволку собрались. Я по жене соскучился, а она по ванной.