Болел он тяжело и страшно, лицо его, некогда пышущее здоровьем, осунулось, побледнело, отчётливо обрисовались скулы, волосы из светлых, превратились в серые, ближе к пепельному цвету, под глазами образовались чёрные круги. Дыханья его почти не было слышно, а грудь ели вздымалась, но и это не было самым страшным. Знак Восьмерых, что одевали на шею всем без исключения детям, достигшим возраста в девять месяцев, из золотого, каким он был раньше у Стэна, превратился в бесцветный и темнел день ото дня, пока не стал чёрным и каким-то истончённым, как самая тёмная зимняя ночь. Он стал прорастать в какой-то кругляш, прямо на груди Стэна, извиваясь страшным узлом тонких чёрных нитей, которые словно корни сорняка, распространялись по всей его груди.

Ни слёзы Арьи, ни отвары, ни растирания, не приносили ему никакого облегчения и где то в глубине души, Арья уже стала чувствовать себя вдовой, с тремя малыми детьми в придачу. Эти девять дней прошли для неё как в тумане. Приходила её мать и другие соседи, а на восьмой день пришёл Тревор и как единственный близкий мужу мужчина – воин, он тоже когда-то служил в баронской армии десятником, он снял со стены меч Стэна, положил его тому на грудь и сжал его пальцы на эфесе:

– Он уходит, крепитесь, – с печалью в голосе, сказал он, и вышел из их дома.

Глава 6. Мир Омникорн. Развалины

Кроссборна. 2341 год.

Придя в сознание, я плохо запомнил дальнейшие события. Дикая, выламывающая боль в плече отдавалась по всему телу, левая рука онемела и совсем не чувствовалась. Накатывали приступы тошноты. Сознание то уплывало от меня, то возвращалось с новыми приступами боли. От удара меня откинуло, слава Восьмерым, из зоны досмотра и зоны поражения турели ОКГ. Я то ли шёл, то ли полз куда-то. В очередной раз, немного придя в сознание, я понял, что оказался в том странном, прямоугольного сечения тупике, мимо которого, казалось вечность назад, я прошёл прямо к гермозатвору центральной части города. Оранжевым пятном, в моём затуманенном от боли и потери крови сознании, отпечатывалась панель доступа, которую я тогда приметил от перекрёстка. Прекрасно понимая, что одной ногой я уже с Древними, я прислонил свой ПК к панели доступа и о чудо, панель мгновенье спустя моргнула сначала красным, а потом зелёным цветом. Гермодверь поползла в сторону, вдвигаясь в стену, и я почти упал внутрь помещения, в котором угадывался то ли медицинский бокс, то ли какая-то исследовательская или научная лаборатория.

Помещение было небольшим, очень чистым, куполообразным, диаметром всего около пятнадцати метров. В середине его находился то ли стол, то ли кресло, а может и всё это одновременно. Таких помещений я ранее не видел и не находил в своих вылазках. Как ни странно, оно было ярко освещено приятным белым светом, не режущим глаз и одновременно, не оставлявшим не одной тени вокруг. Свет шёл, казалось отовсюду сразу.

«Только бы тут был встроенный мед бокс», – подумал я и с большим трудом, поминутно теряя сознание, дополз до кресла-стола и окончательно потерял сознание, навалившись на него всей своей тяжестью.

Единственная мысль перед этим всплыла в моём мозгу: «Вот и всё, добегался».

      Сознание вернулось ко мне резко, как будто после качественного и продолжительного сна. Плечо больше не болело, голова была ясная, вот только двигаться, не говоря уже о том, чтобы встать, я не мог. Скосив вниз глаза, я увидел, что вся верхняя половина моего тела была обнажена и плотно прихвачена к ложементу, на котором я лежал полосками то ли ткани, то ли металла, то ли какого-то другого материала, о котором я не знал ранее. Свою одежду я увидел разбросанной по полу. Сразу стало понятно, что почти всё моё снаряжение безвозвратно испорчено. Разрезанная вдоль молнии любимая прорезиненная куртка, лежала у изголовья. Сколько же я в ней отбегал? Наверно лет семь, почти сразу, как стал делать самостоятельные вылазки. Как я помнил, её подарил мне Наставник. Прорезиненная и укреплённая на груди, спине, плечах и локтях ткань, была влагостойкой и очень прочной.