– А я могу.
Не отнимая ото лба самоцвет, молодой человек с невероятным проворством вскочил на ноги. Теперь он был Разбойником, жуликом, который мог взобраться по ненадежным камням замковой стены, бросить вызов лучшему бойцу владыки и одержать победу.
Стоило ему убрать камень, как он снова зашатался, но справился с собой и жестом велел перепуганной Кадайль не приближаться. Положив самоцвет в карман, Брансен двинулся дальше.
Он сделал шаг, неловкий и дрожащий, покачнулся, едва устоял на ногах, но сумел оглянуться на Кадайль, которая, как и ее мать, нахмурившись, смотрела на него.
Тогда Гарибонд трясущейся рукой в очередной раз потянулся за драгоценным амулетом и вынул его вместе с черной шелковой косынкой, которой он обычно закреплял камень на лбу.
– Просто мне не хотелось заканчивать неудачей, – объяснил он, повязывая косынку и натянуто улыбаясь.
Кадайль и Каллен стало очевидно, что он уступил исключительно из уважения к ним.
– Я буду терпелив настолько, насколько смогу, – пообещал он жене.
Несмотря на расстройство, слова его были искренни.
– Я люблю тебя, – сказала Кадайль.
– И с камнем, и без камня, – добавила Каллен.
Брансен облизнул окровавленную губу, удивляясь, как ему удается быть одновременно таким везучим и таким несчастным, как он может в одно и то же время благословлять и ненавидеть целебную магию своего самоцвета. Душевный камень избавил его от немощи, сделал полноценным человеком, если не сказать – героем. Но тот же самый амулет поработил его, поймал в ловушку.
Брансену так хотелось освободиться, но эта свобода была ему невыносима.
– Знаешь, сейчас у тебя получается лучше, чем до того, как ты нашел камень, – заметила Кадайль. – Возможно, этот путь пока тебе не дается, – указала она на разбитую колею. – Но раньше ты не мог осилить даже ровную лужайку во дворе монастыря.
– Ки-Чи-Крии, – напомнил Брансен.
– Обет Джеста Ту. Ты поборешь эту немощь, – кивнула Кадайль. – Ты уже ее поборол, – добавила она и, заметив его удивленный взгляд, пояснила: – Ты победил задолго до того, как нашел средство управлять своим телом. Другие видели в тебе Цаплю, насмехались над тобой или искренне жалели. Но ты всегда был и останешься Брансеном, с душевным камнем или без него, пользуясь им, чтобы пройти по раскуроченной дороге, или нет.
Брансен Гарибонд закрыл глаза и глубоко вздохнул, вместе с воздухом изгоняя из себя все расстройство.
– Жаль, что я не знал своего отца, – произнес он.
Женщины кивнули в знак понимания того, что он хотел сказать.
– Отец освоил Джеста Ту. Он был в Облачном Пути и переписал их книгу, ту самую, по которой меня, тогда еще мальчика, учил Гарибонд. У него нашлись бы ответы.
– Или он указал бы тебе, где их искать.
Брансен кивнул и улыбнулся, искренне и обнадеживающе.
– Гарибонд сказал, что отец отправился в часовню Абеля, на север. Вот если бы удалось его найти…
– Бран Динард был хорошим человеком, – произнесла Каллен, которая шла рядом с дочерью. – Я обязана ему жизнью в той же мере, что и Сен Ви. Он знал, почему меня оставили умирать на дороге и за что искусали змеи. Ему было известно и о том, что это произошло с молчаливого согласия высшего духовенства его церкви. И все же он защищал меня от ужасных поври и прятал, рискуя жизнью. Ты очень похож на него, Брансен. В тебе есть его цельность и чувство справедливости. По сравнению с этими качествами физическая сила ничто.
– Я обрету ее, – ответил Брансен. – Это возможно, и камень – тому доказательство. Я преодолею этот недуг.
– Ничуть не сомневаюсь, – согласилась Каллен. – Я дважды благословенна, ибо меня спас сначала твой отец, а потом ты, Разбойник.