Дверь залы скрипнула, нарушая тишину, и вошёл Морвус – высокий, жилистый, с кожей, покрытой татуировками в виде змей, что обвивали его торс, словно живые существа, готовые ужалить. Его чёрные волосы были стянуты в тугой хвост, а глаза – серые, как зимний рассвет над мёртвыми полями, – смотрели с голодной тоской, в которой мешались преданность и жажда. Он тоже был обнажён, и его тело, покрытое шрамами от бесчисленных битв, излучало грубую, животную силу. Каждый мускул под его кожей казался высеченным из камня, а шрамы – картой его жестокой жизни. В руках он нёс верёвки из чёрной кожи, пропитанные смолой, от которых исходил резкий запах, и кинжал с рукоятью, вырезанной из человеческой кости, пожелтевшей от времени.

– Всё готово, – хрипло произнёс он, бросив взгляд на плиту, его голос звучал как скрежет металла о камень. – Кого ты выбрала?


– Принца Валиана, – ответила Телисента, не отрываясь от зеркала, её голос был холоден, как лёд, но в нём звенела скрытая сила. – Его кровь сладка, его душа чиста. Он станет нашим ключом к Загорью.

Морвус кивнул, и уголки его губ дрогнули в хищной усмешке. Он подошёл к плите, бросил верёвки на её гладкую поверхность, и те упали с глухим стуком, а затем лёг, раскинув руки и ноги, словно жертва, готовая к закланию. Его грудь медленно поднималась и опускалась, дыхание было глубоким, но в нём чувствовалась дрожь – то ли страх, то ли предвкушение. Телисента взяла кинжал, её пальцы сжали костяную рукоять, и начала обряд подготовки. Она обошла плиту, зажигая свечи одну за другой – их пламя вспыхивало багровым, а воск, стекая на пол, застывал в причудливых узорах, напоминающих кровавые ручьи, текущие к центру залы. Затем она подошла к чаше, стоявшей на низком алтаре из серого камня, и окунула пальцы в масло, пахнущее серой, мёдом и чем-то ещё – терпким, как дыхание смерти. Она провела ими по груди Морвуса, рисуя символы – круги, спирали, изломанные линии, что складывались в слова древнего языка, давно забытого всеми, кроме тех, кто служил тьме. Его кожа напряглась под её прикосновениями, дыхание участилось, грудь вздымалась чаще, но он молчал, отдаваясь её воле, его глаза следили за каждым её движением с почти животной преданностью.

Ритуальная комната наполнялась звуками: треск свечей, шёпот ветра, что проникал сквозь щели в стенах, принося с собой запах сырости и гниющих листьев, и низкий, резонирующий гул "Зеркала миров", оживающего под её властью. Пол под ногами был ледяным, выложенным плитами, на которых виднелись пятна засохшей крови – следы прошлых жертв, чьи жизни были принесены во имя силы, что дремала в этих стенах. С потолка свисали цепи, ржавые и тяжёлые, покачиваясь в такт невидимому ритму, их звенья тихо позвякивали, добавляя зловещую мелодию к происходящему. В углу залы стояла фигура в плаще – немой слуга по имени Ксавир, чьё лицо скрывала маска из белёной кожи, натянутая так туго, что казалась второй кожей. Его руки дрожали, держа поднос с травами и порошками – серыми, зелёными, красными, – от которых исходил едкий запах, щекотавший ноздри. Он не смел вмешиваться, его присутствие было лишь тенью, частью ритуала, но его страх ощущался в воздухе, как слабый ток.

Телисента привязала Морвуса к плите, затягивая верёвки так туго, что они врезались в его кожу, оставляя красные полосы, которые тут же начали набухать. Он выгнулся, издав низкий стон, полный боли и странного удовольствия, и она наклонилась к нему, её длинные волосы упали на его лицо, а губы почти коснулись его уха, дыхание обожгло его кожу.

– Ты готов отдать своё тело? – прошептала она, её голос был мягким, как шёлк, и острым, как лезвие кинжала, что она держала в руке.