– Ты сильнее, чем думаешь, Олдрин. Не бойся искать ее.

Они замолчали, слушая треск костра и шепот леса. Ночь укутала их звездным покрывалом, и Олдрин почувствовал, как в нем растет что-то новое – не только подозрения, но и уважение к этой эльфийке, чья душа была глубже, чем он мог представить. Он поклялся себе докопаться до истины, даже если она изменит все, во что он верил.

Арвандор встретил путников величием, что веками копилось в его каменных стенах и зелёных кронах. Город, утопающий в зелени, казался живым существом: его башни, украшенные изящной резьбой, тянулись к небу, как пальцы, а улицы, вымощенные белым камнем, сверкали под лучами солнца, словно реки света. Дома эльфов, построенные из белого мрамора и дерева, переплетались с ветвями вековых дубов, создавая ощущение, что город вырос из самой природы. В воздухе витал запах цветущих лилий и свежей листвы, а далёкий шум водопадов сливался с пением птиц, создавая мелодию, что убаюкивала душу.

Валариэль и Олдрин въехали в город под звуки фанфар, их кони ступали мягко, словно боялись нарушить гармонию этого места. Свита следовала за ними, и эльфы, стоящие вдоль улиц, приветствовали их лёгкими поклонами, их лица были спокойны, но глаза сияли любопытством. Олдрин, привыкший к грубым стенам Эльмарина, чувствовал себя не в своей тарелке: слишком много света, слишком много красоты, что казалась ему почти нереальной. Его русые волосы, обычно спутанные, теперь были аккуратно причесаны, а борода подстрижена, но он всё равно ощущал себя чужаком среди этих изящных существ.

Дом короля Сильванора и королевы Мелианды возвышался в центре города, его шпили пронзали небо, а стены, увитые плющом, мерцали золотом в лучах заката. Внутри царила роскошь, но не кричащая, а утончённая: полы из полированного дерева, гобелены с изображением лесных сцен, хрустальные люстры, что сверкали, как звёзды. Пир, устроенный в честь гостей, был великолепен: столы ломились от блюд – жареная дичь, фрукты, что блестели, как драгоценные камни, вина, чей аромат кружил голову. Эльфийские вельможи, одетые в шёлка и бархат, переливались всеми цветами радуги, их украшения сверкали при каждом движении.

Валариэль сидела рядом с отцом, её серебристые волосы были уложены в сложную причёску, а платье цвета морской волны подчёркивало её изумрудные глаза. Олдрин, сидящий напротив, не мог отвести от неё взгляда: она была прекрасна, как лесная нимфа, но в её глазах таилась тревога, что не давала ему покоя.

Во время пира разговоры текли плавно, как река: обсуждали погоду, урожай, последние новости из соседних королевств. Но когда Валариэль заговорила о случае на границе, зал затих.

– Я оправдала человека, что убил эльфа, – сказала она, её голос был твёрд, но в нём звенела сталь. – Он защищался, а Лориэль напал первым.

Сильванор, король с лицом, высеченным из камня, и глазами, полными мудрости, кивнул.

– Ты поступила правильно, дочь моя. Справедливость – основа нашего мира.

Олдрин, слушая это, почувствовал, как в его груди что-то сжалось. Ещё одно сомнение в словах Валиана: если эльфы так ценят правду, как они могут замышлять зло против людей? Он отпил вина, пытаясь утопить свои мысли в его сладости, но они лишь становились острее.

После пира Олдрина проводили в королевские покои, что казались ему дворцом в миниатюре: кровать с балдахином, шёлковые простыни, ковры, что заглушали шаги, и окна, выходящие на сад, где светлячки танцевали в ночи. Он лёг, но сон не шёл: мысли о Валиане, о Валариэль, о заговоре кружились в голове, как осенние листья на ветру.