Вдруг тень резко остановилась, силуэт сделал движение головой в мою сторону, а я запоздало вспомнила о способностях моего провожатого, старательно чертыхаясь и переводя мысли от колдуна на ничего не значащую чепуху о цветочках и радуге.

– Поздно, ведьма, – голос за ширмой был пропитан вековой усталостью. – Конспиратор из тебя весьма посредственный. Не стоит меня жалеть.

– Прости… – я почувствовала, как вновь мои щеки заливает краска стыда.

– Извиняться тоже не стоит.

Воцарившаяся тишина начала угнетать. Ощущение уюта, было утрачено окончательно. До боли зажмурив глаза, я мысленно выругалась, проклиная свою неосмотрительность. Мне никоим образом не хотелось обижать Кира. И хоть он и уверял в своей бесчувственности, но я видела, как тяжело ему иногда бывает. Что-то темное плещется в его глазах, отголоски старой боли, которую я невольно вызывала своими мыслями и вопросами.

Вымученный вздох, заставил меня зажмуриться еще сильнее.

– Ника, ты когда-нибудь уже заснешь или так и продолжишь мнить из себя спасительницу всех сирых и убогих?

– Знаешь, я даже боюсь представить, что ты чувствуешь, читая чужие мысли, – сама от себя не ожидая, вопреки просьбе-вопросу колдуна, я решилась на этот разговор. – Должно быть, это очень непросто. Я иногда чувствую что-то… не знаю, как правильно объяснить. Словно, мои эмоции не мои, а двух других людей…

– Людей?

– То есть Высших, тех, про кого я тебе рассказывала. – Я вспомнила, как чувствовала боль, живущую в глазах Лео и то щемящее чувство тоски, что иногда раздирало мое сердце, скорее всего, тоже принадлежало не мне, а черту, которого я отпустила, так и не попрощавшись, и не простив.

– Ничего удивительного, – тенор Кира плыл в темноте сторожки, его мягкие переливы действовали на меня убаюкивающе. Он, как Кот Баюн, не говорил, а рассказывал сказку, чтобы потом расправиться со своей спящей жертвой. – Ты живешь, за счет их сердец. И хоть я и не слышал о подобном, но раз так вышло… – колдун усмехнулся. – Знаешь, мне даже их жаль.

– Потому что они остались без половины сердца?

– Потому что, они чувствуют тебя так же, как и ты их. И рано или поздно один из них обезумев от ревности, убьет соперника, а после, будет смотреть, как и ты умираешь на его руках, лишившись жизненной энергии одной из половин. Я помню свою человеческую жизнь. Не все, далеко не все, но то, что запомнилось, я мечтал бы вычеркнуть из своей памяти, поэтому, понимаю, как должно быть им сейчас.

Неожиданная догадка засела у меня в голове, и я решила пойти ва-банк:

– Как ее звали?

– О ком ты? – дрогнувший голос колдуна, говорил о том, что я попала точно в цель.

– Та, чью смерть ты не можешь забыть? Или даже… – я запнулась, боясь, что этим предположением разрушу хрупкий мир между нами. – Убил сам?

Последовавшие минуты тишины грозили затянуться. Я слышала лишь шум разыгравшегося после заката ветра, да тихий шорох, копошившихся где-то за дровяной печкой мышей. Не надеясь уже на ответ, я развернулась лицом к стене, стараясь успокоить мечущиеся мысли и заснуть хотя бы на несколько, оставшихся до рассвета, часов. Тем неожиданней для меня стали тихие слова, прорезавшие тишину:

– Маришка. Ее звали Маришка.

Я молчала, не зная, что говорить дальше. Спросить о смерти или о том, что их связывало «До»? И стоит ли лезть в душу к и так излишне замкнутому парню.

Короткий злой смешок Кира стал неожиданностью. Он насмехался то ли над собой, то ли над тем, что собирался откровенничать с незнакомым человеком, как бы там ни было, тяжело сглотнув, он продолжил:

– Она была дочерью мельника. Простая девушка, не ждущая от этой жизни особой милости, – я не видела колдуна, но мне казалось, что он улыбается. Тон парня уносил, по волнам его памяти, мягко обволакивая. – Ты бы видела ее улыбку! Так улыбаются только ангелы. – Парень говорил через силу, учащенное дыхание его застывшего в веках тела ускоряло мой пульс. Ощущалось, что слова даются ему нелегко. – Я был в учениках у местного знахаря, мнил себя знающим, выше необразованных, погрязших в заблуждениях людей в деревне. Учитель часто был недоволен, ругая мою ветреность и ночные вылазки на озеро, – колдун рассмеялся низким грудным смехом, наполненным болью. – Представляешь, ведьма, хоть и не царевны, но деревенские девки меня тогда заботили больше любых наук знахаря.