***

Это утро ничем, ничем не отличалось от сотни других утренних часов, точно такое же, точно такое же, серое, спокойное, уравновешенное. Все по часам.

Я провожаю Андреаса на работу, целую его в щеку, я твоя странная птичка, люби меня, люби меня, пожалуйста, люби меня.

Я устраиваюсь в гостиной, сворачиваюсь под пледом. (плед нам дарит соседка.)

И что-то не в порядке, что-то тревожит меня, что-то… Это не гул, который приносят сущности. Это живое, трепещущее, и я тянусь к нему всем существом, просто потому что оно дышит, просто потому что оно.. Мое.

И у меня так давно не было ничего своего, господи.

Я не знаю, что это, я понятия не имею, мне на секунду кажется, что я – то самое больное животное, что понимает – пришла пора умирать. Пришла пора умирать, уходить мне надо скорее. Мне на секунду кажется, что вот теперь действительно все. Я освобожу Андреаса от своего больного, вымученного присутствия. От этой обузы. И я освобожусь сама.

Я бегу, как сумасшедшая, я не думала, что во мне еще есть силы бежать, я не думала, что смогу, но я бегу, продираюсь через ветки, прочь от города, я так давно не выходила из дома, и я думала, что сущности, о, сущности сожрут меня, как только я ступлю за порог своего безопасного пузыря – дома Андреаса, крепости, которую он для нас любовно соорудил, я думала, я так много думала, теперь я не думаю вообще, я бегу так, будто за мной гонятся.

Боль, боль, боль захлестывает меня волнами, боль накрывает меня с головой, боль, но мне не больно, мне не больно, кому же тогда больно?

Я бегу. Я бегу, мне надо успеть.

Но куда я должна успеть? Умереть ведь, кажется, всегда успеешь.

Я думала, они раздерут меня на клочки, но они указывают мне дорогу, у меня в голове столько мест, у меня в голове четкая карта, и они знают, где это найти, они знают, где найти.

Где мне найти себя, может быть, они тоже знают?

Я выхожу из дома утром, я выбегаю из дома утром, забыв переодеться, прямо в домашнем, мои локти в крови и моя футболка с птичкой изодрана, во рту кровь, и кровь из носа, кровь, кровь, кровь, все это значит, о, это значит, что я живая, я совсем живая. Я кровоточу и значит я жива, и значит я существую, и значит я здесь.

Сущности хватают меня за плечи, помогают подняться, ну же, давай, давай.

И я должна успеть, господи, я должна успеть, я это смогу, я действительно это смогу.

Приходила Лана, не сказала ни слова о том, куда я так спешу, куда я должна успеть.

И деревья кругом, чертовы деревья, я умру здесь бездарно, безвестно, как загнанное животное, беги, ну же, беги, тебе нельзя опоздать, беги, прошу тебя, беги!

Я поднимаюсь снова, пока не падаю, пока собственное тело – мерзкий предатель, не изменяет мне. Подло, подло, так подло. Я давлюсь слезами, то ли потому что я опоздала, то ли потому что мне больно, мне так больно, эта удавка на моей шее смыкается и смыкается бессмысленно. Ничего не получается. Ничего не получается. Я царапаю ногтями землю, силюсь подняться.

Я не смогу подняться еще две недели точно, но это сейчас неважно.

Андреас находит меня здесь, Андреас выглядит обеспокоенным двенадцать секунд ровно, а после его лицо станет непроницаемым. Как всегда. Не выражающим ровным счетом ничего.

Андреас поднимет меня на руки. Андреас отнесет меня домой.

Андреас будет говорить что-то успокаивающее в ухо, но запомню я только одно, – Теперь-то ты понимаешь, что мы пропадем друг без друга?

Я киваю судорожно. Я понимаю.

***

Это не то, как живут нормальные люди. Это не жизнь. Это не то, как нормальные люди чувствуют.

Не возвращай меня к жизни. Я не хочу, чтобы ты возвращал меня к такой жизни. Я не хочу. Я просто не хочу. Не нужно. Отпусти.