– Да не буду я тебя целовать!

Встал и пошел куда-то за дверь.

В среду после капельниц, пока нас еще не начало ломать, Вова лежал у меня на коленях в моей кровати. Точнее, пока меня не начало ломать. На него арменикум не действовал так, как на остальных. По-моему, Вова вообще ничего не чувствовал.

Через полчаса мне стало плохо, но я продолжала сидеть, пока Вова не поднялся:

– Я пойду. А то ты так и не попросишь меня сама уйти.

Сережа нашел время, когда я в палате была одна, и зашел, прикрыв за собой дверь. Он сказал:

– Я не хочу видеть, как тебя обнимает кто-то другой!

Я могла рассмеяться, но не сделала этого, потому, что сама дала повод ему так себя вести:

– А чего ты хочешь от меня?

– Хочу, что б мы познакомились ближе.

Мне показалось, что это понятие очень широкое.

– Поедешь со мной в Москву?

– И что мы там будем делать?

– Придумаем что-нибудь. Что, мы не найдем в Москве что делать? Ты не бойся, мама против тебя не будет.

Теперь я смеялась и продолжала с ним этот глупый разговор. Мне так хотелось услышать от Сережи, что он меня любит. Но Сережа обиделся и ушел, стукнув дверью как раз перед носом Вовы.

– Что ему надо было?

– Хотел поближе со мной познакомиться.

Мне пришлось ловить Вову уже за дверью:

– Подожди! Это я виновата, он не при чем.

Я скороговоркой рассказала Вове о том, что я сама сказала Сереже, что тот мне нравится. Кажется, Вова ничего не понял, но я его втянула в палату, и мы начали целоваться.

Глава 20

На крыше

Карен и Полина сидели на ее кровати друг против друга, скрестив ноги по-турецки.

– Поцелуй меня, – попросил Карен.

Полина переварила просьбу и отрицательно покачала головой.

Я с Вовой сидела напротив и очень хотела, что б сейчас что-нибудь произошло.

– Ну пожалуйста.

Полина быстро его поцеловала.

– И все?

Удивлению Карена не было предела. Так не целуются. Целуются дольше.

Полина сама не знала, что делать. Он был ее на 7 лет младше, и любила она Хусейна. Но противиться Карену не было сил.

На тумбочке лежали ножницы.

– Я сейчас возьму ножницы и порежу твою майку.

– Да пожалуйста, – сказала Полина.

Он взял ножницы, она повернулась к нему спиной, и он медленно, с улыбкой на губах разрезал майку как распашонку.

Полина выгнала его, переоделась, и мы с ней пошли на крышу загорать.

Из восьмой палаты через окно можно было попасть на крышу. В некоторых случаях туда разрешалось ходить больным.

Полина взяла с собой одеяло и бутылку воды.

За нами в окно перелез Карен. Подошел и лег возле Полины. Она загорала, лежа на животе.

– Тебе не жарко? – Спросил он у нее.

– Жарко.

– Полить тебя водой?

– Полей.

Он полил чуть-чуть:

– Так?

– Да.

– Так?

Карен выхлюпнул ей на спину полбутылки.

– Ой! Ты что делаешь?

Одеяло намокло, и лужа быстро поползла ко мне. Я встала.

– Ну что ты делаешь? – спросила я у Карена.

Он тоже встал. И посмотрел на Диму за моей спиной. Дима держал в руке бутылку с водой. Которая в ту же секунду полилась сверху на меня.

– И – и… – сказала я.

Карен смеялся. Я разозлилась и выхватила у того из рук бутылку. Он не успел меня остановить, и я вылила на его грудь, – потому, что до головы не достала, – остатки воды. Теперь уже смеялась и я.

Моя черная майка прилипла ко мне. Я захотела переодеться. В палате у себя застала Вову.

– Это кто тебя облил?

– Дима!

– Пойду, поговорю с ним.

Его долго не было. Я застала его у Димы, с которым они сидели и вместе над чем-то смеялись.

Возвращаясь в мою палату, мы прошли мимо комнаты голубого Паши.

Глава 21

У гадалки

– Он тебе уже гадал? Пойдем, – не дожидаясь моего ответа, открыл дверь Вова и подтолкнул меня внутрь.

Паша был на месте.

– Погадай ей, Паша.