– Ворона!

– Я уже ни хрена не понимаю, – сказал Кощей. Некоторое время он стоял на месте, будто возвращаясь мыслями к тому, на чём остановился, потом оценил то, как Ворона пытается вычистить пальцами и языком кружку, в которой до этого была кровь. Как она лезет в хлебницу, чтобы достать хлеб, потом отрывает от него кусок и промокает им остатки крови, как тут же отставляет кружку и, ещё толком не прожевав, берёт буханку хлеба и надкусывает её, проталкивая в рот большой кусок и давясь им, с надутыми щеками.

– В общем, твой сын отправился на место падения бога, по каким-то-там причинам, – подытожил Кощей то, что и так было ясно, как день.

– Так и есть, – кивнул Медведь, отбирая у Вороны хлеб и откладывая его в сторону. Упырка тут же уставилась на Кощея, забыв, что надо жевать.

– И Надирка, что забрала его у тебя и отвезла в Османию, где благополучно зажила с другим мужиком, не дозволяя тебе встречаться с родным сыном, теперь шлёт письмичишко с требованием, я бы даже так сказал, вернуть его обратно в дом, в котором ты ни разу не был.

– Получается, что так.

– Я надеюсь, что это и есть плохая весть. А то что-то за последние дни мне совсем тяжко от, мать его, не постоянства. Ну так что, поедешь? – вернулся к теме Скоморох.

– А хрен его знает, – пожал плечами Медведь, переворачивая разбитые на сковороде яйца.

Кощей немного помолчал, а Сила про себя пожелал, чтобы на этом их разговор закончился. Хоть и давно это было, но бередить раны Медведь не любил. История поросла былью. Да любил когда-то он Надиру, чернявую красавицу. И родила она ему сына, которого Сила назвал добрым и славным русским именем. Однако, счастье было не долгим. Надира уехала вслед за князем османским – пусть ему пусто будет! – став его наложницей и забрав сына, которого Медведь пытался подле себя оставить, да не смог. Сам знал, что плохо пытался. Надира сказала, что с ней ему будет лучше, упросила Силу не торговаться сыном. И Сила согласился. Правда потом пожалел, но слов назад не воротишь. Да и вырос пацан в османской среде и родного отца навряд ли помнит, если только знает по крови, что медведь его батя, а какой именно, не ведает. Пока не встретит. Чего уже переворачивать мысли пацану. Однако, ежели всё так, тогда вроде как сынок однажды может стать Медведю врагом? Ох, и сколько же раз Османия лезла на Славорусию, сколько раз бились они до настоящей смерти…

В груди заболело так, что Сила чуть поморщился.

Кощей некоторое время стоял посреди кухни, а потом вышел в сени. Там оделся и вернулся с охапкой дров. Сложил их в печь, поджёг. Скинул тулуп, шапку и валенки, вынес всё в сени, вернулся.

– А чего это она тебя попросила сына вернуть? Уехала к османцу, за богатством подалась, медвежонка забрала. А теперь спустя столько лет писюльку тебе шлёт, мол, помоги, спаси?! – заговорил Скоморох снова и резанули его слова по сердцу так, что Сила глубоко вдохнул и выдохнул с грустным рыком. – Сама явиться не захотела. Видно побоялась тебе в глаза посмотреть. А может меня побоялась? Только бы учуял её, несмотря на то, что женщин люблю больше своей никчёмной жизни, то сразу бы на куски порвал. Мы хоть братья не по крови, Сила, однако, ты мне родной. И чтобы эта редька тебе снова жизнь портила… не позволю.

– Ну будет тебе, брат, хватит уж, – буркнул Могильщик, водружая на толстую доску, что стояла в центре стола, сковородку, на которой скворчала яичница с салом и колбасой. – Жрать давай. Нарежь хлеба, а я чай налью.

Ели молча. Ворона по обыкновению хватала всё быстро, несмотря на то, что горячо. Кощей жевал без особого аппетита, гоняя в голове мысли, Медведь ел медленно, но в рот клал много. Сейчас думать о письме не хотелось, но надо было решать и этот вопрос тоже. Да, можно было бы закрыть глаза на происходящее с сыном. Они друг другу чужие. Но сердце ныло и болело. Вычеркнула Надира Силу из своей жизни, забрала мальчонку, запретила видеться. А теперь что, опомнилась? Прозрела? Помудрела? Или жизнь стала хреновой? А может она и не была хорошей? Может пацану плохо там жилось, а Медведь и знать не знал? Оттого сбежал за мёртвым богом, в далёкие края… Или не далёкие? Где упал-то этот бог? Да и на кой он ему? Неужели в святошах ходит его единственный сын? Да нет. По крови не должен был… А что если заставили?..