– Ловко, – парень удивленно хмыкнул и замолчал, время от времени поглядывая на попутчицу.

Вскоре грузовик свернул с проселочной дороги и неспешно покатил по узкой лесной просеке. Водитель, словно по неслышному приказу, вдруг опять разговорился. Пересказав последние гаражные новости, он переключился на тему, которая в последние годы волновала всех бердчан.

– Электростанция, она, конечно, дело нужное! – авторитетно заявил парень. – Взять, к примеру, Днепрогэс. Ведь целый шахтерский край питает. А у нас-то после Победы тоже, куда ни плюнь в завод попадешь. А значит, без электричества никак. Вот только не все мне нравится.

Он посмотрел на старуху, явно ожидая реакции. Попутчица смолчала. Шофер вздохнул и вдруг удивился тому, как легко грузовик преодолел очередную глубокую лужу:

– Вот скажи пожалуйста! Вчера на этой же самой дороге три раза считай на пузо сел. А сегодня – как по шоссе! С чего бы это?

– Пока я с тобой еду, ни в одну лужу не сядешь. Так мне сходить уже скоро. Но так и быть. Парень ты неплохой. Без беды доедешь.

– Вот спасибо, – иронически улыбнулся шофер. – Век не забуду.

– Забудешь, – равнодушно сказала старуха. – Так чего ты там про запруду плел?

– Какую запруду?! А, про станцию! Так не по нраву затея мне эта, говорю.

– Что так?

– Ну как же, – разгорячился шофер. – Я ж местный, бердский. В дому живем, прадедом строенном. Могилки родные все тут. Корнями глубоко мы вросли. И вдруг раз, и всё под воду. Конечно, не обидит власть работягу, но перебираться на новое место, да все сначала начинать – неправильно это как-то.

– Ишь, – недовольно скривилась старуха, – сам молодой, а бухтит как кержак замшелый. Куст-то в кадке тоже небось корни подлиньше пущает, укрепиться норовит, а как высосет из земли все соки, да не пересадишь его и – конец. Дерева лесные опять же. Кабы семена далече не разбрасывали, так бы всем и гибель в пожаре огненном, заединожды. Люди – тоже таково. Если бы каждый за кус землицы держался, давно бы повымерли, от хворей, нищеты, произвола служилого. Так что думай головой, за тем и дана.

– Ты, мать, прям научный лектор, – улыбнулся водитель, закуривая. – Сама-то, небось, за кус свой тоже держишься!

– Не держусь, – заметила старуха. —Давно мои корни оборваны, еще при царе лютом, да грозном. Но переезжать, верно, негоже мне. Иначе все сгинете, малахольные. Соберете друг с друга жатву кровавую, почище войны недавней. Придержи-ка. Сходить мне пора.

– Чудная! – парень затянулся так свирепо, что кабина вмиг наполнилась едким табачным дымом. – Речи странные, да и сходить непонятно собралась. Тут бурелом и чаща непролазная, а жилья никакого сроду не было.

– Это мне виднее, – отрезала старуха. – Стой, говорю.

Грузовик скрипуче остановился. Таисия, не по годам ловко, выскользнула из кабины. Неопределенно махнула в знак прощания и шагнула в высокую траву вдоль просеки. Как ее и не было. Через какую-то минуту и водитель забыл о своей нежданной попутчице.

Возможно, чаща и выглядела непролазной для местных, но не для Таисии. Перед ней стелились папоротники, обнажая утоптанную тропинку, а ветки и коряги гнулись, как от урагана, давая дорогу. Обрадовано стрекотали сороки. Хозяйка вернулась домой.

Вскоре вековые сосны расступились, и старуха вышла на залитую солнцем поляну, где стоял добротный дом, срубленный из массивных кедров. Возводили его по-сибирски – когда и жилье и банька и сараюшка с курятником собраны под одной крышей, чтобы не приходилось по снегу и морозу хлопотать по хозяйству. Обнесен был сибирский хутор настоящим малороссийским плетнем. Выглядело это соседство непривычно, но хозяйку вполне устраивало.