– Не добивай, братишка! – простонал Вовчик писклявым голосом.
А недалеко справа, в сторону убегающих к лесу, но отстреливающихся на ходу людей, летел заячьим скоком Терлеев. Он орал, охваченный радостью, словно больной, вырвавшийся из психлечебницы.
– За Родину! За Сталина! – кричал обезумевшим голосом Терлеев. – Бьем и гоним сучьё поганое до самого Берлина! Урр-ра!
Вслед за Терлеевым вприпрыжку бежал его большеносый напарник и тоже выкрикивал «ура, ура!», притормаживал, стрелял короткой очередью вслед убегающим диверсантам и снова с диким криком летел, стараясь не отстать от Терлеева. Глазырин остановился. Понял, что дальше соваться некуда, более того, опасно. В эту минуту он увидел, как, рассекая возникшую напряжённость, со стороны фронта к их автобусу подкатила «бэха» – боевая машина пехоты. Из неё выскочили солдаты и в темпе перемахнули на эту сторону дороги.
Глазырин даже не сообразил, как быстро первые из них оказались возле него.
– Ты чей? – спросил худой скуластый лейтенант, когда увидел возле ног Глазырина двух поверженных диверсантов.
– Я наш! Мы наши, товарищ лейтенант! – то ли от радости, то ли от неожиданности выпалил невпопад Глазырин и, поняв свою оплошку, добавил. – Рядовой Глазырин, направляюсь из учебки к месту будущей службы!
– Молодец Глазырин! Считай, что службу уже начал. Хорошая обкатка, – и уже своему подразделению, – стоп, ребята, теперь они рассеются. Наверняка, в лесу расставили растяжки. С утра сапёры займутся этим районом.
Подошёл, прихрамывая, Терлеев. Увидев его, лейтенант вскинул брови:
– А тебя какой леший занёс в эти края? Ты ж вроде как по ранению…
– Вроде как да. Только пришёл срок возвращаться к своим ребятам. Как там, товарищ лейтенант, наши пацаны? Все целы?
– Задавай вопросы по моему званию. Я тебе не генерал Конашенков. Доберёшься – узнаешь из самых первых источников.
Постоял, подумал, добавил:
– Ваших парней сейчас наш транспорт заберёт, а у нас на «бумере» найдётся три свободных места. Не возражаете прокатиться?
Терлеев с теплотой посмотрел на Глазырина, потом глянул на носатого напарника с лейкопластырем на переносице и вроде как приказал ему:
– Гена, ты тоже поедешь с нами!
Вышли на дорогу. В кузове грузовика лежали тела Ткаченка, водителя автобуса и ещё двух солдат, которых ни Терлеев, ни Глазырин не знали. Старшего лейтенанта положили у самого борта. Лицо его было неестественно белым, веки плотно сомкнуты. Зато в губах появилось странное выражение, похожее на улыбку. Казалось, старлей был рад, что теперь у него никто на свете не перебьёт его долгий сон.
Женщина в форме сержанта медслужбы перевязывала ногу парня с рыжеватыми усиками. Попутно приговаривала:
– Потерпи, миленький! Потерпи! Скажи боженьке спасибо, что так отделался. Через неделю забудешь, в какую ножку ранило.
– А что делать с патронами в ящиках? – раздался чей-то знакомый голос.
– Этот товар, считайте, мы экспроприировали! – заявил лейтенант с «бэхи». – Зарубин, организуй мероприятие!
Мимо в двух направлениях пошли редкие потоки машин. Протарахтел невесть откуда оказавшийся в этих краях строительный кран. Торопливо проскочили отставшие от «Авроры» машинёшки во главе с забрызганным вдрызг «шишариком». Водители и редкие пассажиры пялились через стекло – хотели получше разглядеть, какой сыр-бор здесь только что разгорелся.
Все спешили по своим делам. Из-за дурацкой стрельбы и заварухи им несколько минут пришлось проторчать на перекрытой дороге.
Наталья Литвиненко. НАЧАЛО ВСЕГО
…Чтотакоемир?Я вамрасскажу,чтотакоемир…
Российская таможня. Возле самого здания, где стоят проходящие автобусы для всяких манипуляций над ними, носятся