– Опять мусор возить по стране? Не иначе, как кто-то на дерьме сливки снимает! – и плюнул себе под ноги.

Когда все оказались внутри автобуса, Ткаченок неожиданно нахмурился и приказал всем надеть бронежилеты и каски.

– Товарищ старший лейтенант, жарко же! – пробурчал парень с подбитым носом, – и так вспотели…

– Разговорчики прекратить! – оборвал Ткаченок, – вы на войне, а не у Проньки за столом! Помните: только мёртвые не потеют!..

Выехали, наконец, на главную дорогу. Через десяток километров стало ясно, что начинается по-настоящему прифронтовая зона. Дорога во многих местах покрыта свежими латками из асфальта. Но не вся. Отдельные выбоины и царапины от осколков снарядов дорожники не успели заделать. По «встречке» в основном шёл порожняк. Промелькнуло несколько «скорых», пронесся «Икарус», натужно гудели грузовики с зачехлёнными кузовами. Обогнала заляпанная грязью иномарка с нарисованной буквой «Z». Позади маячили две легковушки и «шишарик» – ГАЗ-66. Начинало смеркаться. Встречные фары заметно убавлялись. Проскочили одно селенье, потом другое, третье. Глазырину они показались похожими на разграбленные садовые участки, которые на склоне горы возле Новокузнецка стояли до начала нулевых. В стороне остался городок с редкими огнями в окнах. Дорога обогнула разбитый вдрызг посёлок – будто по нему прошёлся великан с огромным плугом, всё перепахано снарядами.

Километров через восемьдесят водитель повернул голову к Ткаченку:

– Идём прямо или сократим пару десятков километров?

– А сам как думаешь? – насторожился Ткаченок.

– Мне думать не положено. Не по моему окладу. Главное, чтобы поскорее отсюда убраться.

– Ну, тогда смотри.

Ещё проехали километров пятнадцать. Остановились у развилки. На обочине главной дороги стоял знак, обозначающий примыкание второстепенной дороги справа. Возле него торчал мятый щит с намалёванным объявлением. Водитель остановил автобус, вылез, закурил и пошёл почитать текст на оранжевом листе. Не успел он приблизиться к обочине, как между ним и передком автобуса громыхнул взрыв. Огромное лобовое стекло, иссечённое осколками железа, брызнуло внутрь автобуса.

Ткаченок выхватил у сидящего рядом солдата автомат, бросился к двери:

– Все из автобуса! Оружие, патроны с собой! К бою!

С левой стороны дороги послышалась приближающаяся стрельба. Терлеев ухватил одной рукой свой рюкзак, другой – руку Глазырина:

– Граник бьёт! Скатываемся в кювет!

Глазырин не сразу уловил, что произошло. Но догадался, что речь идёт о стрельбе из гранатомета. И почувствовал, что это уже не игрище, а настоящая война. Выпрыгивая из распахнутого проёма, успел заметить, как на земле, широко раскинув руки и запрокинув голову, бездвижно распластался старший лейтенант Ткаченок. В доли секунд Глазырин зафиксировал, что из шеи старлея, чуть выше плеча, прерывистыми толчками выбивается кровь… Случай, когда помогать совсем бесполезно.

– Все, ложись! – крича изо всех сил, дал команду Терлеев, он понял, что теперь тут за старшего.

Кто-то мгновенно припал к земле, кто-то ещё выскакивал из автобуса и старался убежать дальше от места начавшегося боя. Парень из тех, что пытались покурить возле складских помещений, прижимая к телу пустой автомат, низко пригнувшись, побежал влево.

Глазырин не знал, что делать дальше. Над ним, взвизгивая, проносились не разгневанные осы, а боевые пули, внутри каждой находилась туго спрессованная смерть. Он лежал на земле, чуть приподняв голову. Потом торопливо вытащил из патронной сумки три магазина, запихал их за ворот куртки под бронежилетом. Металлические углы готовых к бою рожков больно вдавились в тело. Но Глазырин не обращал на это внимание. Рядом часто и с хрипотцой дышал Терлеев.