– Спокойной ночи, Леони. До завтра.

Я ехала к дому родителей, внутренне проклиная погоду. Утром в окно моей спальни хлестал дождь, а теперь октябрьский вечер был забрызган пятнами бледно-лимонного солнца.

Куда с большим удовольствием я прогулялась бы пешком. Родители жили всего в десяти минутах от моря и в пятнадцати минутах от моего дома. Было бы здорово подышать морским воздухом, успокоиться, остановить карусель в голове. Подумать и решить, что делать дальше, как выживать без работы. И не просто работы, а любимой, ради которой стоило просыпаться пять дней в неделю.

Я проехала по мощеным улочкам, окаймленным подвесными цветочными корзинами, разноцветными коттеджами, сулящими ночлег и завтрак, миновала магазины, двери которых украшала всякая всячина – от открыток до пляжных мячей. Увидев в зеркале заднего вида удаляющуюся пристань, я поняла, что доехала на автопилоте. Я припарковалась у дома в стиле семидесятых годов и какое-то время сидела в машине, обдумывая, как сообщить папе с мамой неприятную новость.

В душу закрался страх. Родители, разумеется, запаникуют, особенно мама. Виду она не подаст, но, стоит мне выйти за дверь, начнет заламывать руки и донимать папу.

Пальцы вцепились в руль. «Покончи с этим одним махом, Леони. Раз – и готово».

Я представила мамин встревоженный взгляд, как она бросится меня обнимать. Папа обязательно выдаст какую-нибудь позитивную, успокаивающую тираду вроде той, что я в два счета найду новую работу.

Выходя из машины, я чувствовала себя мухой, увязшей в патоке. Каждый шаг стоил неимоверных усилий. Голова кружилась, меня чуть не тошнило.

Внезапно, прервав мои мучительные размышления, входная дверь распахнулась, и на дорожку выскочила моя десятимесячная кокапу Харли.

Я схватила в охапку извивающуюся массу кудряшек цвета кофе с молоком и прижала к себе. Собака принялась неистово облизывать меня своим розовым, как у младенца, языком. От излияний ее безоговорочной любви сделалось только хуже. Захотелось зарыться в нее лицом и напрочь забыть этот паршивый день. Стереть его из памяти.

Вот ведь только-только начала приходить в себя после Майлза, как свалилась новая напасть! Чтобы не разрыдаться от нахлынувших чувств, пришлось зажмуриться и прикусить губу.

– Привет, моя хорошая! – засияла мама, целуя меня в щеку. Я отразилась в ее темно-шоколадных итальянских глазах. – Как прошел день? Есть интересные новости?

Я крепче сжала Харли и вымучила фальшивую улыбку. Мама пристально вгляделась в мое лицо.

– У тебя все в порядке? Какая-то ты бледная и усталая. – Она нахмурилась. – Не высыпаешься? Не ешь ничего? Небось, одним воздухом питаешься. Росс, – позвала она, полуобернувшись. – Взгляни-ка на свою дочь! Она хоть что-нибудь ест? – Мама тряхнула копной темных волос. – Входи, я тебя как следует накормлю.

Несмотря на все свои печали, я не смогла сдержать улыбку:

– Не смеши, мам. Ты мой зад в джинсах давно не видела?

– Твой зад в полном порядке. Настоящий женский зад, как у всех Карлуччи. Помнишь знаменитые слова Софи Лорен? «Всем, что вы видите, я обязана спагетти».

Я закатила глаза, пряча лицо в шерсть Харли. Что вообще я делаю тут на пороге, обсуждая Софи Лорен и семейные задницы, когда пришла огорошить их новостью, что их единственная дочь вот-вот встанет в очередь за пособием?

– Мам… – начала я, и тут в дверях появился отец.

– Ты только посмотри на нее, – с новой силой набросилась мама. – Посмотри и скажи, что она похудела. По-моему, она ничего не ест. Ты как думаешь, Росс?

Папа застыл в нерешительности, понимая безвыходность своего положения.