Вот уже больше недели, как Мария томилась в этой глуши. Теплый, солнечный весенний день совсем не радовал ее. Редкие прохожие не привлекали внимания. А тут еще обоняние медленно, с трудом восстанавливалось. Как будто от тебя отрезали часть мира. Или тебя отрезали от мира.

По телевизору смотреть нечего, сплошной негатив – сколько умерло за сутки, сколько заболело, как тяжело приходится больным, попавшим в больницу. И надоевшие до оскомины предупреждения и призывы – вакцинируйтесь, носите маски, соблюдайте режим, словно в жизни ничего другого не осталось, кроме как остерегаться, защищаться и думать про эту таинственную и проклятую заразу. А может, всё специально придумали, людей нарочно пугают.

Мария вздохнула. Переписываться с ровесниками по интернету тоже надоело. Хотелось живого общения. Вот с Сергеем что-то начало завязываться, но и он пропал. Правда, в присланной накануне записке он ссылался на какие-то важные и неотложные дела, о которых обещал рассказать, когда они встретятся.

Она с улыбкой вспомнила вчерашнюю автомобильную поездку с Борисом Ивановичем. Каким он был галантным! А его неожиданное признание, из-за которого она чуть не врезалась в дерево. Хорошо, что у скоростной машины были надежные тормоза, и она остановилась буквально в сантиметре от ствола могучей сосны. Оказывается, Борис Иванович давно ее любит и хочет, чтобы она стала его женой. Дядя Боря! Ах, дядя Боря! Тот самый, милый дядя Боря, который дарил ей куклы и преподнес большого плюшевого мишку, когда она была совсем малышкой. Любимый мишка до сих пор с ней, днем сидит на диване в ее комнате, а ночью спит вместе с ней.

Мария всегда с уважением относилась к Борису Ивановичу. А как быть теперь? Она – вероятная его жена? Такого Мария и представить не может. Смешно. Но вчера она растерялась, и ей было не до смеха. Она долго молчала, не зная, что ответить. Он тактично взял ее руку и поцеловал, совсем как джентльмен в кино, и сказал, что не торопит ее с ответом и готов немного подождать.

Да, сейчас на сердце неспокойно. Увы, дядя Боря отнесся к ней совсем по- взрослому, не как прежде. Эту перемену Марии нелегко принять. Она, конечно, уже взрослая, что она всегда стремилась доказать родителям. Но не до такой же степени. То есть, она еще не совсем ощущает себя по-настоящему взрослой. А от нее теперь требуют серьезного решения. Трудно, трудно. И какими глазами отныне смотреть на Бориса Ивановича, как говорить с ним?

В задумчивости Мария остановилась у края поселка

Маленький деревянный покосившийся домик с облупившейся голубой краской выглядел на фоне нарядной картины современного поселка анахронизмом. Заросший дворик за заборчиком из старого штакетника, серая завалинка для утепления, опоясавшая домик по периметру, маленькие окна с резными наличниками и нависшее над кровлей, словно выставленный кулачок, окно чердака в треугольном оформлении – неожиданная картинка, случайно попавшая сюда из далекой старинки, как ее остаток или, может, памятник. Своеобразный мостик к прошлому. Слева к стене примыкало деревянное крыльцо под навесом, который опирался на два фигурных столбика.

Но не особенности домика привлекли внимание Марии. На крыльце стояла женщина и, держась одной рукой за перила, задумчиво курила сигарету. Она показалась девушке знакомой, и как выяснилось спустя минуту, не случайно. Потому что на крыльце показался отец Марии. Девушка едва успела отпрянуть от забора и, прикрываясь кустами белой сирени, отбежала к старому дубу, чтобы спрятаться за его широкую спину.

Мужчина и женщина подошли к стоявшей возле домика автомашине и остановились. Мария напрягла слух, чтобы послушать, о чем они будут говорить. Но ничего не услыхала. Если бы девушка выглянула из-за дерева (а она боялась быть обнаруженной), то увидела бы, что Владимир Викторович молча открыл переднюю дверцу и, поддерживая за локоть, помог женщины сесть за руль. Ни слова не говоря и даже не кивнув ему головой, она завела мотор и с места лихо умчалась, обдав Владимира Викторовича облачком пыли. Как только женщина уехала, отец Марии вернулся в старый домик.