Сгорбившійся подъ тяжестью лѣтъ и жизненнаго опыта, Китай сейчасъ же понялъ всѣ выгоды такого предложенія и воспользовался имъ какъ нельзя искуснѣе. Хорошо зная, что у насъ во всёмъ Нерчинскомъ воеводствѣ было не болѣе 500 казаковъ, китайскіе уполномоченные привели съ собою въ Нерчинскъ десятитысячную орду пѣшихъ и конныхъ слугъ, погонщиковъ, носильщиковъ и тому подобнаго вооружённаго всякимъ дреколіемъ люда. Съ этою имѣвшею одно только подобіе военной силы толпою, приведённою въ рѣшительный моментъ и на рѣшительный пунктъ театра борьбы за жизнь, Китай одержалъ надъ нами величайшую изъ когда-либо одерживавшихся имъ побѣдъ.

Подъ угрозою атаковать Нерчинскъ, китайскіе уполномоченные заставили чувствовавшаго себя точно въ плѣну Головина подписать 26 августа 1689 г. печальной памяти Нерчинскій договоръ, согласно которому Россія должна была отказаться отъ всего принадлежавшаго ей по праву открытія Амурскаго бассейна. Не вовремя пожелавшаяся намъ граница съ Китаемъ проложена была: на западѣ по р. Горбицѣ, на сѣверѣ по Становымъ горамъ, а на востокѣ, по нетвёрдому знанію уполномоченными обоихъ государствъ географіи страны, осталась неопредѣлённою. Для лучшаго обозначенія сѣверной границы рѣшено было поставить вдоль нея каменные столбы, Албазинъ разрушить и всё, что оставалось русскаго на Амурѣ, увести на сѣверъ съ тѣмъ, чтобы на будущее время ни одинъ русскій человѣкъ не смѣлъ перешагнуть за запретную черту. Иными словами, слабый, никогда не могшій справиться съ кочевниками Китай, улучивъ минуту, заставилъ насъ, – молодой, полный наступательной энергіи народъ, поднять на свои плечи его уродливую стѣну и перенести её на Горбицу и Становыя горы…

Теперь, чтобы видѣть непосредственный результатъ этого договора, перенесёмся мысленно въ Якутскъ, бывшій въ то время главнымъ этапомъ протоптаннаго казаками пути по тайгѣ. Ставъ на эту точку, мы сейчасъ же почувствуемъ себя въ положеніи и витязя на распутьи, и нашей вольницы наканунѣ новыхъ ея подвиговъ: направо, по Становому хребту, – Великая Китайская стѣна, укрѣплённая всею строгостью наблюденія собственныхъ властей; налѣво – Лена, широкая, могущественная, но постепенно ведущая въ царство мрака и холодной смерти; прямо – та же суровая и задумчивая тайга, всё съ большимъ и большимъ трудомъ всползающая на выраставшія передъ нею горы и всё чаще и чаще уступающая поле битвы надвигающейся на неё съ сѣвера тундрѣ… Задумываться надъ тѣмъ, въ какую сторону держать путь, было нечего.

И вотъ, послѣ минутнаго роздыха, казаки – эти красивѣйшіе своею отвагою изъ всѣхъ рыскавшихъ по ещё молодой тогда и просторной землѣ человѣческихъ хищниковъ – съ крестомъ на шеѣ и нѣсколькими зарядами за пазухой устремляются къ Охотскому морю, съ него на Камчатку, съ Камчатки на Курильскіе острова, съ Курильскихъ на Алеуты, съ Алеутовъ на никому, кромѣ русскихъ, неизвѣстный американскій берегъ. Безстрашно носясь на сколоченныхъ изъ подручнаго матерьяла судахъ по волнамъ вѣчно сердитаго и вѣчно кутающагося въ холодную мглу Великаго океана, они выписываютъ на безчисленныхъ островахъ его, мысахъ, бухтахъ и вулканахъ цѣлый календарь православныхъ святыхъ, вперемежку съ именами Прибыловыхъ, Веніаминовыхъ, Павловыхъ, Макушиныхъ, Шумагиныхъ, Купріяновыхъ и т. д. и т. д. Божіею милостію полководцы и государственные люди Шелеховы и Барановы завоёвываютъ и устраиваютъ за моремъ цѣлыя царства и накладываютъ свою руку на самый океанъ.

Такой энергіи, предпріимчивости и дарованій хватило бы не на одну Маньчжурію, представлявшую собою послѣдній «клинъ» Татаріи и послѣдній этапъ нашего сухопутнаго марша къ Востоку, но и на достиженіе главнѣйшей жизненной цѣли нашей.