– Вы не ушиблись? – кажется, он единственный обращался к Мертвецу на «вы».

Мертвец осклабился.

– Да меня с любой высоты ронять можно! Тем более, здесь, в Доме Слёз.

Отец Леннард изменился в лице.

– Не стоит… – сказал он, – ниоткуда падать, я верю вам на слово.

За его спиной два брата-утешителя поднимали с земли Ладонну. Пластины доспеха скрипели и, кажется, где-то заели – Ладонна никак не могла разогнуться. Настроение её испортилось, и никакая победа тут помочь не могла. Отец Леннард даже не обернулся на её ворчание о том, что невежливо стоять в двух шагах от мучающейся дамы и не помочь ей. От Мертвеца-то, якобы, она ничего иного не ожидала, но уж сердце-то жреца должно быть полно сострадания…

Ладонна была неверующей, причём не верила она воинственно и даже агрессивно. И жрецов терпеть не могла. Особенно отца Леннарда: называла его сектантом, забивающим мозги прихожан всякой чушью. С отцом Энтони, представителем традиционной астурианской церкви Хозяина и Хозяйки, у неё был вооруженный нейтралитет. Как маг из ордена Света, она вынуждена была отдавать должное традиционным ценностям, защитницей которых являлась, с точки зрения общественного мнения.

– Вы придёте на службу, Мертвец? – с надеждой спросил отец Леннард, глядя в глаза.

– Приду, – ответил Мертвец, мысленно вздыхая.

Службы в храме навевали на него тоску. K отцу Леннарду на проповеди приходили, в основном, дамы – скорее, ради его прекрасных золотистых миндалевидных глаз. А Мертвец – из сострадания, так как никто, кроме него, не слушал этих проповедей и ни о чём беднягу не спрашивал. Он же с горем пополам сумел разобраться в том, что собой являет эта новомодная вера Ждущих, возникшая в период Последней войны, лет тридцать пять назад. Кто был её провозвестником – непонятно, наверняка он сгинул давно.

Ждущие считали, что у Хозяина и Хозяйки якобы было дитя, не имевшее собственного тела, но воплотившееся в человеке – маге, много страдавшем и страданием своим улучшающим мир и пробуждающим в себе божественное начало. Откровенно говоря, тот ещё бред: страдание ослабляет и озлобляет, а не возвышает. Или Мертвец не знает чего-то о людях…

Из кустов этого нового верования виднелись айзаканские уши, торчащие последние десять лет просто отовсюду. С их верой в то, что небесный всадник Исари оградил кровью и магией свою страну, Багру, от всего возможного зла. Раньше, до постройки Золотого тоннеля через Рассветный хребет, каждая из частей континента варилась в собственном котле. Теперь эти замкнутые в себе системы превратились в сообщающиеся сосуды. Ну, и всякое лезет теперь – спасибо княгине Этери, чью голову осенила эта замечательная идея. А также астурийским олигархам, виннетским дожам и прочим толстосумам, вложившимся в этот прожект.

Шиповничек перехватила Мертвеца по дороге в столовую, возбужденно размахивая руками, выкрикнула:

– Новеньких привезли!

Мертвец остановился перед ней, засунув руки в карманы брюк, и радостно улыбался, как дурак, – ждал, что она ещё скажет. При виде Шиповничка на фоне сиреневых кустов у него каждый раз захватывало бы дух, нуждайся он в воздухе. Шиповничек была самой красивой девушкой в Доме и самой хм… человечной. Ни клешней, ни клыков, ни даже каких завалящих усиков на голове. Только манера крепко засыпать где угодно и спать неделями. С её болезнью и было связано прозвище. Шиповничек так прозвали в честь принцессы из сказки, уснувшей на сто лет после того, как уколола палец о заколдованную тёмным магом колючку. В бодрствующем состоянии она всегда была полна неуёмной энергии, компенсируя этим периоды продолжительного сна. Лучшего товарища по вылазкам и розыгрышам Мертвецу нельзя было и желать.