Это был старик, в любую погоду укутанный в зелёный пыльник и спрятавшийся под большой меховой шапкой с треугольными, как кошачьи, ушками. Ещё он носил пёстрые полосатые шаровары и грубые жёлтые ботинки. Кошатник, похоже, притворялся слепым, и из-под меховой шапки виднелись маленькие круглые очёчки с чёрными стёклами. На весь переход, заглушая шум толпы, разносилась тоскливая мелодия, которую он играл на писклявой голубенькой флейте вроде тех, что продавались в магазине «Мелодия» на Проспекте.
Своё прозвище Кошатник получил не только за шапку, но за то, что всегда сидел в переходе в окружении кошек. Из-за его постоянного присутствия переход пропах аммиаком – потому что он с кошками, бывало, просиживал в нём целыми днями, а то и ночевал. «Вот, видимо, это моя судьба, – грустно усмехнулся про себя Игорь Икончиков, закидывая руку за голову и успокоительно щекоча Тихона за ухом. – Придём сюда и составим ему конкуренцию».
Чуть поодаль от кошатника стояла пенсионерка в синтетической красной футболке и слишком изящной беленькой шляпке. Она держала в руках синенькие букетики, а в коробке у её ног распушались такие же синие цветы.
– Берите цветочки, недорого, – обращалась бабушка к прохожим, – всего двести рублей букетик.
Игорь Икончиков приблизился и остановился напротив бабушки.
– Молодой человек! – обратилась к нему та, вытягивая руки с букетиками, которые вблизи оказались не совсем синими, а более фиолетовыми, и удивительно приятно пахли росяным лугом. – Берите фиалки!
– Это – фиалки? – удивился Игорь Икончиков.
Бабушка мягко улыбнулась. Всё её лицо – каждая складочка, каждая морщинка, ясные округлые щёчки – выдавало в ней доброго человека, привыкшего улыбаться.
– Да, это дикие фиалки. В лесу собирала! А вы что, думали, они только в горшочках дома растут?
Игорь Икончиков растерянно пошарил глазами и ничего не сказал. Показал себя глупо перед бабкой… Он дал ей новую зелёную купюру, взял букетик, отрывисто поблагодарил и поспешил к выходу из перехода.
Игорь боялся, что пока он дойдёт, фиалки завянут. Но чтобы этого не произошло, та бабушка обернула их стебельки снизу влажной марлечкой. Всю дорогу, пока Игорь Икончиков, ведя за собой на шлейке кота, плутал по извилистым улочкам, проложенным по перепадам высот прибрежного рельефа, его лёгким флёром сопровождал тонкий свежий аромат. Через заборы заунывно перекликались собаки, пугая Тихона. Почуяв поблизости кошачий дух, некоторые просовывали носы в щели у ворот и грозно лаяли. Вскоре из-за поворота показалась свора дворняг. Игорь присел на корточки и одной рукой, просунув её под животом у Тишки, поднял того с земли. Кот забрался на своё привычное место, изобразив воротник, напряжённо прильнул к плечу Игоря.
– Тихо-тихо, – успокаивал его тот, – спокойно, Тихон. Они нас не тронут.
Дом тринадцать по улице Береговой одиноко расположился на отшибе – на высоком берегу, мысом вдававшемся в поворот речного русла. Это был поистине странный дом: на его крыше лесом тянулись к небу разнообразные флюгера в бессчетном количестве. Все они истошно скрипели, поворачиваясь по направлению ветра. «И зачем только может быть надо столько флюгеров?» – подумал удивлённый Игорь Икончиков.
За глухим деревянным забором забряцали цепи и поднялся собачий лай. Тихон вонзился острыми когтями Игорю Икончикову в плечо и утробно зарычал над ухом: «Брруу-бруу-бууу». Указательным пальцем Игорь вдавил кнопку звонка под прикрытой маленьким двускатным навесом табличкой с готическим шрифтом обозначенным номером 13. Никто не открыл.
Игорь Икончиков постоял ещё, снова настойчиво нажал на звонок – и снова никто не открыл. Он уже собрался было уходить, подумав, что, возможно, сейчас все жильцы этого дома на работе – и с одной стороны, испытал облегчение, но с другой, расстроился, взглянув на пышный букетик диких фиалок за двести рублей. Что-то, однако, заставило Игоря попробовать потянуть калитку на себя – как чувствовал, что она не заперта.