– Вот, они меня обижают, да ещё и смеются!

Девочка посмотрела на сестёр, на брата, на Игоря Икончикова. Взгляд у неё был пустой и холодный – Игоря пробрало до мурашек. В этом взгляде он увидел, что Вералика совершенно не понимает, почему смеются, что испытывает её дед. Личико её, не по-детски прекрасное – пугающая бесчувственная маска, не выражающая ни единой эмоции. Ей ни смешно, как другим, ни обидно за деду. Она вроде и здесь – и в то же время в другом измерении. «Аутистка, что ли?» – промелькнуло в мыслях у Игоря Икончикова. Он никогда в своей жизни не видел настолько пассивных и молчаливых детей, а тем более – никогда не видел аутистов.

Виолетта с Тишенькой собрали тарелки и расставили блюдца. Посреди стола появился пузатый фарфоровый заварник с кобальтово-синими цветами, рядом с ним – сахарница без крышки, расписанная фирменной ломоносовской кобальтовой сеткой. Тишенька двумя руками, вот-вот надорвётся, притащил эмалированный чайник – жёлтенький, с нарисованным букетиком земляники – и с предупредительным возгласом:

– По-о-оберегись! – водрузил на резную подставку, на которой до того стояла утятница.

Виолетта поставила на стол ягодный пирог.

– Это мы с Виолой испекли! – Тишенька указал пальцами обеих рук на пирог и хвастливо посмотрел на Игоря.

Виолетта мягко улыбнулась, возвращаясь на своё место. Её как будто не очень устраивала этакая слава, она даже смутилась, взмахнула ресницами и опустила глаза.

– Это Тишенька испёк, – поправила она. – Наш главный мастер-кулинар.

– Круто, – похвалил Игорь Икончиков Тишеньку и с видом элитного дегустатора добавил: – Сейчас опробируем.

Втайне ему казалось необычным, что здесь всё готовил преимущественно этот рыжий пацан, хотя с ним в доме жили две взрослых сестры. При этом, в собственной жизни Игорь не считал готовку исключительно женской прерогативой, потому что чаще всего дома готовил только он. Но он не ведал кулинарных премудростей, ему не доводилось печь пироги или колдовать над горячими блюдами с французскими названиями. Состряпать яичницу на скорую руку, пожарить картошку, отварить макароны, наварить мясного бульона – это всё Игорь воспринимал как чистую обыденную формальность, чтобы никто из домашних, не дай бог, не помер с голоду. Он давно разучился корпеть над вкусом и, тем более, подачей. Главное – чтобы было съедобно.

Это в других домах, где он бывал, готовили матери или девушки. Либо его знакомые парни готовили сами, но то – если жили одни. Такого, чтобы пацан готовил на всю семью, да ещё и так вкусно, Игорь доселе никогда не встречал.

Кошатник жевал пирог, к его подбородку липли отдельные крошки, по губам размазывался бордовый сок. Он ел и нахваливал:

– Ух, Тишка, завидую же я твоей невесте! Невесты ещё нет – а я уже завидую! Ну что за парень, а? Талант!

– Да уж не поспоришь, – подхватил Игорь. – Просто красавчик!

Обычно он был сдержан в похвалах, но тут почему-то влился в общее журчание застольного разговора. Тишенька смущался, краснел, прятался в волосах, неловко чесал щёку. Игорь заметил, что у него на руке несколько коротких ноготков покрашены чёрным.

После чаепития Тишенька с Виолеттой собрали со стола посуду. Недоеденный пирог отнесли на кухню, закутали в полотенце и оставили на столе.

– Ну и напачкали мы тарелок, – поразился Игорь, зайдя на кухню следом за Виолеттой. – Всегда, когда вижу, сколько остаётся после еды, всерьёз подумываю о том, чтобы перейти на консервы и одноразовую посуду.

Посуду от ужина, порешили, в этот раз мыла Виолетта. Она уже мылила губку. Когда Игорь заговорил, она обернулась через плечо, улыбнулась, отчего на её щеках появились ямочки, и сказала: