– Ты прощён, – прошептала она сквозь поцелуй.

Когда Виолетта отстранилась, всё стало, как прежде, и она стала – прежняя. Только Игорь Икончиков косился на белую кровать под пологом и раздосадовано думал, что было бы очень неплохо согнать оттуда кота и лечь туда с Виолеттой.

А она поправила непослушные локоны обеими руками, всё ещё не выпуская букетика фиалок. Стояла перед ним – простая, близкая, в одном белом кружевном платье с открытыми плечами, или это вообще была ночная рубашка. Под бретелями виднелись острые веснушчатые плечики, тонкие ключицы. Белая, Виолетта, как невеста, легла бы в свою белоснежную постель – и этот образ не отпускал Игоря Икончикова.

– Ты останешься? – осторожно спросила Виолетта.

Всё ещё заворожённый фантазией о том, как прекрасна она была бы на этой кровати, без платья, и как сладко стонала бы ему на ухо, Игорь Икончиков уверенно ответил:

– Да.

Виолетта повернулась к нему прямой спиной и поплыла вдоль кровати, краем платья задев лёгкий полог. Белая материя слегка покачнулась.

– Пойдём, – позвала Виолетта.

– Куда? – не понял Игорь.

Виолетта оставила букетик в круглой вазочке на белой прикроватной тумбе, одарила его пристальным взглядом через плечо и пояснила:

– Я покажу тебе дом.

– Зачем?..

Фиолетовые глаза знакомо описали окружность и застыли во взгляде под верхние веки.

– Ну, ты же собираешься здесь жить?! – вздохнула Виолетта. – Или я неправильно поняла, и ты расценил моё предложение остаться как приглашение выебать меня?

«Блять», – подумал Игорь Икончиков и прикрыл лицо ладонью, надеясь спрятать выступивший смущённый румянец.

– Нет, ты всё правильно поняла, пойдём смотреть дом, – на одной ноте, как отходную, проговорил он.

Первое впечатление об этом старом доме только подтвердилось: в нём действительно преломлялось пространство и время. Из своей комнаты Виолетта провела Игоря Икончикова через душную комнату-лабораторию – попутно ещё пояснила, что это её мастерская – и толкнула зелёную дверь. Они с Игорем Икончиковым оказались на галерее, как та, которая нависала над залом-прихожей, но вместо прихожей внизу Игорь увидел книжные стеллажи, и пахло здесь старой обмахрившейся по краям бумагой. Книжные корешки твердыми брусками пестрели и вдоль галереи. Игорь скользил взглядом по полкам, пытаясь различить стершиеся названия.

– Это наша библиотека, – сказал Виолетта. – Книг здесь больше, чем я могла бы прочитать, но все равно хочется прочесть их все, – и улыбнулась. – Сто лет назад этот дом построил себе один актёр, наш далёкий пра-прадед, и принёс сюда свои книги.

– Интересно, – оценил Игорь Икончиков. – Что за актёр?

– Лавр Бельский.

– Не слышало таком…

Виолетта развела руками.

– В своё время он был довольно известным. Но он играл, в основном, в театре и в паре немых фильмов, которые не сохранились. А вон – его портрет!

Виолетта перевесилась через ограждение галереи и указала на серую продолговатую картину в аскетичной раме, висевшую на клочке стены, не закрытом книжными шкафами. Игорь Икончиков увидел изображённого в полный рост, вальяжно облокотившись на задрапированный столик, мужчину в тёмном костюме по моде конца позапрошлого века. Лицо мужчины, украшенное щегольскими чёрными усами, было слегка развёрнуто ванфас, и он как бы искоса смотрел на художника лукавыми черными глазами.

– Написал Репин, – добавила Виолетта.

– Непло-о-охо… – протянул Игорь, приподнимая одну бровь.

Виолетта повернулась к нему, сложив руки на деревянном ограждении, её волосы опали вниз.

– Здесь собирались разные известные люди: поэты, художники – богема тех лет. Недалеко – дача Станиславского, Цветаевой. Здесь было популярное дачное место, прямо как Переделкине: вот – Болшево, Куракино… Лавр Петрович любил проводить свободное время в компании поэтов и художников, а женился – представляешь?! – на простой продавщице из «Мюр-и-Мюрлиза»!