В комнате-лаборатории было душно, и здесь стоял этот густой запах, от которого кружило голову.

Девушка остановилась у деревянной закруглённой сверху двери и постучала. Внутри Игоря Икончикова зарождалось настырное чувство, что напрасно она стучит в эту дверь, потому что на самом деле кроме них двоих в этом доме никого нет, и вообще, может быть, она дурит его, разыгрывая спектакль.

Но на стук ответили. Девушка просунула голову в венке в приоткрытую дверь и сказала:

– Он пришёл.

Точно такой же тихий и спокойный голос отозвался:

– Пусть заходит.

И эти голоса были так похожи, что Игорю ещё больше стало казаться, что эта девушка только дурит ему голову и сама же отвечает на собственные слова.

А она отстранилась от двери и пропустила Игоря Икончикова в комнату. Сама заходить не стала, притворила дверь и…

Игорь очутился в маленькой комнате, посреди которой стояла широкая кровать с пологом – кипельно-белая. В изголовье только её украшали разноцветные подушки, похожие на те, какие он видел на террасе. Сжимая влажный букетик фиалок, Игорь Икончиков обошёл кровать. За ней зеленел застеклённый фонарь, вынесенный в сад – длинные, высокие окна в пол, сверху сходившиеся в полукупол. В этом фонаре, обхватив себя обеими руками, глядя на сад, застыла тонкая фигура. Игорь узнал её по длинным неопрятно-зеленоватым волосам.

– Виолетта!

– Привет, – ответил невозмутимый голос той самой девушки, которая проводила его сюда.

Игорь отступил назад и натолкнулся на кровать. В пологе над головой звякнули колокольчики. Кот Тихон соскользнул по его спине и по-хозяйски разлёгся на белом покрывале.

Игорь Икончиков недоумевал, когда синеглазая девушка в венке могла бы успеть переодеться, надеть парик и встать к окну.

– Принести фиалки девушке по имени Виолетта, – проговорила она, не поворачиваясь лицом, а её до сих пор спокойный голос огрубел металлической ноткой, – как-то пошло…

Игорь молчал, теребя подсохшую марлю, и ничего не понимал.

Девушка резко развернулась к нему на пятках – и он увидел перед собой фиолетовые глаза, нежную улыбку и тонкий византийский нос, позолоченный веснушками. На лице не было той кукольной маски, какую запомнил Игорь Икончиков, и теперь он видел лик той девушки, которая привела его сюда. Только глаза – фиолетовые.

– Я знала, что ты придешь! – скрывая искреннюю радость, воскликнула Виолетта.

Сдавив нежные стебельки под марлечкой, Игорь взглянул ей в лицо и сказал:

– Вы так похожи с той девушкой…

– Это моя сестра, – улыбнулась Виолетта, – Василина.

– Можно было бы и догадаться, – как бы про себя проговорил Игорь Икончиков. – И глаза у неё – синие, – заметил. – А ты говоришь, пόшло – приносить тебе фиалки. Кстати… – и протянул ей букетик.

– Спасибо. Очень красивые.

Игорь встал как бы по стойке «смирно».

– Я пришёл извиниться. Я был пьяный, должен себя держать в руках… Ты мне тогда… очень понравилась.

– Не надо оправдываться, – отрезала Виолетта.

Она хотела поставить фиалки в вазу, но случайно заметила занявшего её кровать Тихона.

– Ты с котом? – обратилась она к Игорю, проводя белой ладонью со звенящим браслетом по подставленному боку Тихона. – Вам опять негде жить?..

Игорь обречённо развёл руками.

Виолетта подошла к нему вплотную, обдавая запахом ночного августовского леса, как фиалка. Она была значительно ниже Игоря Икончикова, поэтому чтобы видеть его лицо, вытянула шею и подняла голову. Чувственными губами, просящими повторить ту крамолу, из-за чего Игорь Икончиков и предстал здесь, перед ней, она сказала:

– Ты можешь остаться у нас, если Дом примет тебя.

Игорь Икончиков растерялся, ловя своё зыбкое отражение в безбрежном космосе её глаз. А она вздохнула, томно вздымая грудь, приподнялась на мысках и прильнула к нему, обволакивая во флёр таинственного лесного запаха. Игорь Икончиков закрыл глаза, и ему почудилось, что он в лесу или – лес в нём (этого точно он никак не мог понять). Что точно было – это близкое дыхание Виолетты, скользящее по щеке, и влага её мягких губ.