– Неплохо, – отвечаю я.

Папа накладывает мне яичницу с беконом, и я сажусь за стол вместе с блокнотом. (Родители уже привыкли, что я что-то пишу даже во время завтрака.) Всегда здорово, когда готовит папа. Мама каким-то образом умудряется сжечь всё, что бы она ни пыталась приготовить. Кроме апельсиновых булочек. Её апельсиновые булочки просто фантастически вкусные. Думаю, что именно из-за тревоги, написанной на лицах мамы и папы, мы уже давно не пекли апельсиновые булочки.

Папины румяные щёки и мягкий живот немного успокаивают меня этим утром. Так хорошо их видеть, сразу чувствуешь себя лучше. То же самое можно сказать и про мамины очки в заострённой оправе, и про волосы, собранные в небрежный пучок, из-за чего она выглядит так, будто может завоевать весь мир одним движением руки. Она часто подрабатывает волонтёром в библиотеке, пока я в школе. Интересно, это как-то связано с тем, о чём они шептались?

– Мы можем как-нибудь испечь апельсиновые булочки? – спрашиваю я. – И пойти купить краску для наволочек на Хеллоуин?

– Хм, – произносит мама. – Пожалуй, это отличная идея!

Тревожные морщинки никуда не делись. Я всегда знала, что у нас не было кучи денег, но главное, что мы были друг у друга, к тому же нас выручал папин цветочный магазин, и казалось, что этого вполне достаточно. Но сейчас, наверное, уже нет. В последнее время, особенно с тех пор, как у бабушки стало прихватывать сердце и мама, и папа ходят так, словно им в обувь налили цемент, а на плечах они носят половину земного шара.

Раньше, пока не пришёл Творец Страха, я не придавала этому значения. Что, если у бабушки случится ещё один сердечный приступ и мы ничего не сможем сделать? (Так сказали врачи, и именно поэтому бабушке пришлось переехать из своей комнаты в дом престарелых.) А вдруг больных сердцем становится всё больше и больше? И всё больше и больше пустых глаз? А вдруг? А вдруг?

Но нет, мне нельзя так думать. По крайней мере, нужно стараться держать мысли в узде, даже если мне кажется, что все эти «а вдруг» не выходят у меня из головы, что бы я ни делала. Мама, папа и бабушка приложили кучу усилий, чтобы помочь мне, с тех пор как мне стали сниться кошмары, и не только стихами. Все эти дыхательные упражнения и чашки тёплого молока среди ночи. Банка с монетками на моём комоде была их идеей, чтобы я могла собрать удачу. Толстые одеяла и яркие картины, которыми я могла любоваться по ночам. Новый ночник в виде розы и колыбельные песни. Как я могу сказать им, что ничего из этого не помогает? И мало того, как я могу сказать им, что кошмары становятся всё страшнее?

– Какой твой любимый цветок сегодня? – спрашиваю я папу.

Я уже сбилась со счёта, сколько раз я задавала ему этот вопрос. Это наш особый способ спросить «Как у тебя дела?».

Он ухмыляется.

– Что ж, мне нравится жёлтый цвет, так что, думаю, сегодня я выберу анютины глазки сорта «Тигровый глаз». В них идеально сочетаются красота и озорство, прямо как в тебе. А тебе что нравится?

– Наверное… может быть, окотилло, – говорю я.

– Ух ты! – с улыбкой отвечает папа. – Прекрасный выбор. Он такой стойкий и жизнерадостный!

Я беру телефон и забиваю в поисковике «Тигровый глаз». Папа действительно прав. Они такие яркие и выразительные, именно такое настроение мне бы не помешало после встречи с жуткими пустыми глазами в реальной жизни.

Красочное. Жёлтое. Яркое. Больше никаких пустых глаз. Хватит, хватит, хватит.

– Надо бы прикупить такую картину в магазин, – снова говорит папа, разглядывая мой блокнот с подсолнухами Ван Гога и в то же время глядя куда-то мимо.