– С чего взяла, что переметнулся клубок? Знаешь про то откудова? Может и сама того? – лесовик шевелил пальцами, поднимая вокруг кикиморки из земли корни.

– Остынь, чиста я. Яга рассказала. Она, как прознала, про его вероломство, сразу в клетку посадила, а ты его освободил. И вел он вас не в Тридевятое, а к Черномору. Меня увидел, так и сиганул в нору, а вас я успела удержать.

– А поесть? Очень кушать хочется. – сглотнул голодную слюну Виталик. – Я когда голодный не то, что сражаться, я идти не могу.

Светява и Шишок переглянулись. И время не ждёт, и слушать нытье этого увальня всю дорогу не хотелось.

– Кикимора, дай-ка ему какой-нибудь корешок. Червячка заморить. – лесовик неодобрительно покачал головой. – И чему вас только тут учат? Не богатырь, а барышня кисейная, тьфу. Услышал бы такое Финист, приказал бы созвать всех богатырей да против тебя бы поставил. Биться.

– Ну и законы у вас тут. – Виталик с отвращением посматривал на корешки, которые Светява перебирала в руках. – А они мытые?

– Обтряхнешь! Ничего с тобой не случится. – кикиморка укладывала в холщевую сумку свои снадобья. – Нам ещё до горюч-камня добираться.

– Это, который Гусь? – с недоверием жуя корешок, спросил Виталик.

– Сам ты гусь. Лапчатый! – закручивая воду в ручье веточкой, отозвалась Светява.

– А здесь в овраге только два камня, Гусь-камень и Девий камень. – ничуть не обиделся Виталик. – Ты же сама…

То, что произошло в следующий момент, заставило Виталика выпучить от удивления глаза. Воронка, закрученная кикиморой, раздалась до огромных размеров. Лесовик, поплевав сначала через левое, потом через правое плечо, с разбегу прыгнул в самый ее центр. Ветер, поднявшийся вокруг, развевал зелёные волосы Светявы, воздух стал вязким как мед и таким же золотистым. Все звуки замедлились, и тут-то, до Виталика дошло, что Светява остановила время. О том, что кикиморки это умеют с детства, он не знал и поэтому, чтобы бежать к временной воронке, он кинулся от нее прочь.

– Куды? Прыгай в воронку. – звуки, движения рук и ног замедлились настолько, что Виталику и слышалось, и двигалось, и думалось с огромным трудом. Рот Светявы исказила очень медленная гримаса негодования. Одной рукой раскручивая воронку, а другой верёвку, которую она запустила, как лассо, в Виталика. Веревка, описывая спираль, медленно к нему приблизилась и набросилась на плечи. Виталик почувствовал, как петля затянулась, и его потащило назад мимо деревьев, за которые он пытался уцепиться, мимо Светявы, грозно на него глядевшей, прямо в центр водяной воронки. Он видел, как воронка стала сужаться, как вслед за ним прыгнула кикиморка, и как всё слилось в блестящую, до рези в глазах, сферу. Потом наступила темнота…

– Слабоват, да хиловат, – услышал сквозь забытье Виталик голос Светявы. – Эх, богатырь.

Сквозь туман ресниц Виталику в глаза хлынул свет. Через несколько секунд все стало четким и ясным.

– Все нормально, – с трудом проговорил Виталик и попытался сесть.

– Лежи уж. В воронке первый раз всегда так. – усмехнулась Светява. – Сейчас потрапезничаем и дальше отправимся.

– Где мы? – Виталик видел вокруг себя густой, непролазный лес и маленькую полянку, на которой Светява разожгла костер и снова готовила свое варево.

– В Лесогорье. Здесь места нехоженые, не езженные. Здесь и передохнем.

– А где Шишок? – Виталик с трудом сел и прислонился спиной к шершавому стволу огромного дуба.

– Шишок… – фыркнула кикимора. – Прыгнул быстро, выпал рано. Через ручей только сюда дорога, на эту поляну, а он… да вот он и сам, собственной персоной.

Лесовик, продравшись сквозь заросли, напоминал сапожную щётку. Весь утыканный еловыми иголками он вывалился на поляну.