– Знаю, знаю. Сынок Финиста Ясного сокола. Я его первая нашла.
– Да женила на себе! Хитра больно!
– А что, по-твоему, я должна была сделать? А ежели не я, то кто бы его нашел первым? У Черномора ить кругом соглядатаи. А я женила на себе да оградила от посторонних глаз. А подруженьки помогли.
– Знаю я твоих подруженек. Куды не глянь, одни кикиморки. Даже гид ентот, что экскурсию вел, тоже вашего рода-племени. Говоришь, оградила, но я-то нашел, а мог и Черномор отыскать.
– Может это я специально его тебе, лесовик показала? Может, по-прежнему не могло уже оставаться? Так что, кто первый нашел, тот… я его нашла, а не ты. – Светява ломала сухие ветки, складывая их в костер. – Я и сожру!
– В смысле, сожру. – опешил Виталик. – Не имеешь право!
– О, о правах заговорил. – усмехнулась Светява.
– Не боись, – освободился от пут лесовик. – Шутит она так, шутит.
Шишок, осторожно развязал руки Виталика. Вскочив на ноги, тот кинулся бежать, петляя меж деревьев.
– А ты говоришь, богатырь. Заяц трусливый. – плюнула в огонь кикиморка.
– Ты тоже хороша. Сожру, сожру! Он ить не готов ещё к чудесам здешним, а ты ему свою образину прямо в лицо. Вот парень и испугался, а тут костерок разожгла. Ты бы ещё на лопату его и в печь.
– Не моя это обязанность в печки сажать. Я больше по костеркам. Что, пора возвращать богатыря? А то и вправду убежит. Дороги не знаючи-не туда забресть можно. – Светява начертала колдовской знак в воздухе, и, петлявший среди деревьев, Виталик помимо воли развернулся и помчался прямо на них. У самого костра резко встал, как конь, стреноженный и рухнул на землю. – Остынь, милок, все одно не убежишь.
– Убегу, – всхлипнул Виталик и поднял мокрое от пота лицо, облепленное листьями и травой.
– Не убежишь. Тебе Тридевятое спасать от тьмы. – Светява бросала в невесть откуда взявшийся над костром котелок сухие, почерневшие корешки. Запах от варева плыл в зелёном тумане и вызывал голодные спазмы в животе у Виталика. От знакомого запаха защипало в глазах. Ностальгия по исчезнувшему в небытие семейному счастью вызвала непрошеные слезы.
– Не плачь, муженёк, всему свое время. Может это и к лучшему. Знаешь, как трудно удержать человеческую личину в вашем мире. – шепелявила беззубым ртом Светява. – Я-то мнила, подумаешь, чего сложного выйти замуж за человека и прожить с им всю жизнь? Ан нет, милок, ой, как трудно. То, что в сказке написано пером, у вас и топором не вырубить. А ты не горюнься, богатырь, есть у тебя в Тридевятом, а может, где и повыше, суженная. Это я точно знаю, только вот распознаешь ли ее? Услышишь сердцем ее, она тебе и откроется. – Светява, бросив щепотку пахучих зёрнышек в котелок, прикрыла его крышкой. – Теперь дотомится и можно трапезничать.
– Небось, болотных травок накидала, чтобы морок навести. – повел носом лесовик. В животе громко заурчало от голода.
– Тебе видней, – широко улыбнулась кикиморка. – попробуешь-поймешь. А так, чего напраслину возводить?
– На тебя возведешь… – лесовик вдруг насторожился. Виталик видел, как уши Шишка реагировали на едва различимые звуки вокруг. Нос увеличился в размерах и с шумом втянул воздух. – Так и знал, уходить надо. Чую дух змеиный.
– Неужто и сюда добрались? – Светява в сердцах швырнула поварёшку о землю.
– Кто добрался? – поворачивался во все стороны Виталик. – Ничего не вижу.
– Тут не видеть, тут слышать и унюхивать надо. Змеи, да пауки. Сюда, в ваш мир, только они проникнуть могут. Пора в нору уже нырнуть, здесь больше находиться нельзя.
– Не выйдет убраться. Клубочек-то на службе у Черномора, – покачала головой кикиморка. – В нору нырнул, да дверь захлопнул. Раз змеи сюда пожаловали, да пауки, значит, донес уже. Вот Черномор соглядатаев и прислал. Другим путем надо в Тридевятое уходить.